Грезы Афродиты
Шрифт:
За окном неторопливо проплывали улочки Манхэттена, витрины роскошных и дорогих бутиков, высокие небоскребы и раздражающие черные горы из мешков с мусором. Мысли об ошибке прошлой ночи еще глубже въедались в голову Эмили и напрочь лишали покоя.
— Мэм, у вас из кармана сейчас выпадет. — Рыжеволосый таксист посмотрел в зеркало заднего вида.
— А? — Эмили обратила внимание на торчащий из кармана пальто конверт. — Ой, спасибо.
«Не помню, чтобы брала его с собой». — Она повертела в руках конверт, а затем неуверенно открыла.
На красиво расписанной
«Прическа и макияж в стиле девяностых, ноги и бедра полностью открыты, каблук от пятнадцати сантиметров, нижнее белье по усмотрению. За несоблюдение доступ в клуб будет закрыт, — пробежала глазами текст Эмили. — Они там фильм, что ли, снимать собрались? И при всем желании, где я это все достану до воскресенья? Каблуки еще… На платформе-то как цапля хожу, а тут вообще все ноги переломаю, тем более на таких высоких, точно убьюсь. Нет уж…» — подумала она и, заметив за окном кладбище, резко сунула бумагу в карман.
— Остановите здесь, пожалуйста, — внезапно окликнула Эмили водителя такси.
— Это не Бушвик, мэм.
— Я в курсе. — Она передала водителю деньги и быстро вышла из такси.
Гринвудское кладбище в этот день выглядело особенно умиротворенным. Золотистые лучики солнца теплой пеленой накрывали усыпанную красными и оранжевыми листьями почву, а в глубине слышалось оживленное чириканье воробьев и пение птиц. Выйдя из машины, Эмили вновь глубоко вдохнула бодрящий прохладой воздух. «Ты мне сейчас очень-очень нужна, мама», — закрыв на мгновение глаза, подумала она и, растерев на щеке одинокую слезу, уверенно шагнула на тропинку.
Аккуратно ступая ботильонами по хрустящей листве, Эмили шла мимо красивого надгробья с играющими на трубах ангелами, мимо какой-то старинной крипты с жуткими горгульями, мимо белоснежных крестов с сидящими на них голубями, пока наконец не вышла к неброской серой каменной плите. Сев сбоку на колени и убрав с изголовья разноцветную листву, она медленно провела рукой по отдающей холодом надписи:
Сара Джессика Уайт
15.04.1982 - 26.07.2017
— Здравствуй, мама, — произнесла дрожащим голосом Эмили, смахивая рукой текущие ледяные слезы. — Пришла сказать, что запуталась и мне страшно. Хоть я и старше тебя, когда ты впервые там побывала…
Темная комната, освещенная трескучей мигающей лампочкой, была окутана тишиной, через которую издалека пробивался очередной клубный хит девяносто девятого года.
— Мы не так договаривались, — шмыгая носом, пробормотала Сара.
Черноволосая девушка испуганно сидела в углу и прикрывала руками обнаженное тело.
— Да мне насрать, с кем ты там договаривалась, — одеваясь, сказал один из пяти молодых парней — мускулистый блондин с аристократической осанкой. — Но мы все-таки джентльмены, да ведь, парни? — рассмеялся он и швырнул ей в лицо пачку денег. — Тут больше, и на аборт, если че, хватит.
— Не так договаривались, — закрыв лицо руками, плакала Сара.
— А ты чего хотела? — склонился к ней брюнет. —
— Что не так-то? — с искренним удивлением подхватил блондин и, похлопав брюнета по плечу, вышел с компанией из комнаты.
Бунтарское желание независимости от родителей, вдребезги разбитое вместе с сердцем в этом углу, тысячей осколков резало душу семнадцатилетней Сары на мелкие кусочки. Легкий заработок на съемную квартиру превратился в эпохальное землетрясение, разрушающее не только ее дом, но и весь ее образ, как оказалось, беззаботной и счастливой жизни.
«Я думала, там элита. Думала, что у них есть уважение и честь, но там не было ничего, там был ад», — вспоминала Эмили записи в дневнике матери.
Белые стены гинекологического отделения отражались пустотой в стеклянных глазах сидящей на стуле Сары.
— Сара Уайт? — обратился к ней седовласый доктор в белом халате.
— Это я, доктор. Я Сара. — Она с надеждой посмотрела в глаза высокому бородатому мужчине.
— Мне очень жаль, Сара, но мы не можем сделать вам аборт. Вы несовершеннолетняя, и мы вынуждены сообщить об этом вашим родителям.
— Нет! Пожалуйста, только не им! — кинулась на доктора она и, схватив его за плечи, зарыдала. — Я вас умоляю, пожалуйста…
— Мне правда жаль.
«В этот момент мне хотелось исчезнуть из города, из страны, исчезнуть туда, где нет никого, спрятаться под кровать и сидеть там до конца своих дней. Мои мысли продолжали путаться, а страх полностью подчинил, и единственное, о чем я могла думать, — это о том, что дома меня ждет конец», — смотря на имя матери и утирая слезы, вспоминала Эмили записи дневника.
На улицу опустилась тьма. Сара, еле волоча ноги, шла по обочине дороги к дому в пригороде и пила из горла виски. Шаг за шагом она приближалась, как ей казалось, к смерти. Пусть и не к физической, но то, что она умрет для родителей как дочь, она понимала четко. Как можно сильнее замедляя шаг, она все быстрее приближалась к месту, где ее уже ждали…
— Даже не смей говорить сейчас! — крикнул отец Сары, полный, с пышными усами работник местной фабрики.
— Как ты могла, дочка? Как ты могла так с нами? — встав на колени, зарыдала мать.
— Хватит с ней сюсюкать, Хелен! Ты хотела независимости? Хотела, шлюха ты грязная? — продолжал кричать отец. — Так вали отсюда на хер. — Он швырнул к ногам Сары несколько наспех собранных чемоданов. — Вон пошла, я сказал, ошибка природы конченая!
— Мне нужно разрешение для врача. Простите, пожалуйста! Простите! — плакала Сара в тон с матерью.
— Вот как залетела, так и разлетай сама, тварь! Во-о-он!
«Я не могла ничего. Не знала, куда идти. Не знала, как идти. Все, с кем я дружила, отвернулись от меня. Я осталась одна. Одна в этом гнилом и сволочном мире, где даже твои близкие с легкостью делают вид, что ты не существуешь, лишь бы вокруг не говорили о них гадости», — склонив голову к могильному камню, Эмили продолжала ворошить давно въевшиеся в память строки.