Грезы и тени

Основы легендъ, включенныхъ, въ эту книжку, слышаны и записаны мною въ разныхъ моихъ скитаніяхъ по свту. Интересовали меня, преимущественно, т народныя врованія и преданія, въ которыхъ звучатъ пантеистическія и гуманистическія нотки.

Кром легендъ, я ввелъ въ книжку два-три разсказа, обыкновенно называемыхъ, по неправильной традиціи, фантастическими. Фантастическаго, однако, въ нихъ ровно ничего нтъ. Это просто попытки иллюстрировать нкоторыя явленія изъ области психопатологіи. Таковъ, напримръ, отрывокъ «Кимерійская болзнь», написанная мною подъ живымъ впечатлніемъ одного наблюденія Крафтъ-Эбинга.

Помщенные въ настоящемъ изданіи разсказы и легенды печатались предварительно въ «Историческомъ встник», «Всемірной Иллюстраціи», «Сверъ». Я перепечатываю ихъ безъ всякихъ измненій.

Александръ Амфитеатровъ.

Москва. 96 Х.6.

На неб стояла хвостатая звзда. Кровавый блескъ ея огромнаго ядра спорилъ со свтомъ луны, и набожныя люди, съ трепетомъ встрчая ея еженочное появленіе, ждали отъ нея большихъ бдъ христіанскому міру. Когда комета въ урочный часъ медленно поднималась надъ горизонтомъ, влача за собой длиннымъ хвостомъ круглый столбъ краснаго тумана, въ ея мощномъ движеніи было нчто сверхъестественно грозное. Казалось, будто въ синій просторъ Божьяго міра ползетъ изъ первобытнаго мрака свирпый царь его, огненный драконъ Апокалипсиса, готовый пожрать мсяцъ и звзды и раздавить землю обломками небеснаго свода. Комета смущала воображеніе не только людей, но и животныхъ: сторожевые псы выли по цлымъ ночамъ, съ тоскливымъ испугомъ вглядываясь въ нависшій надъ землею пламенный мечъ и словно пытая: правду ли говорятъ ихъ хозяева о чудномъ явленіи? точно ли оно — предвстникъ близкой кончины міра? Свтопреставленія ждала вся Европа; булла папы и эдикты королей приглашали врующихъ къ молитв, посту и покаянію, ибо наступающій годъ, послдній въ первомъ тысячелтіи по Рождеств Христовомъ, долженъ былъ, по предположенію астрологовъ, быть и послднимъ годомъ земли и тверди: годомъ, когда явится предсказанный апостоломъ ангелъ и, ставъ одною стопою на суш, другою на мор, поклянется Живущимъ во вки, что времени уже не будетъ.

Безъ числа ходили слухи о чудесахъ и знаменіяхъ. Въ Кремон видли, на закат, въ облакахъ двухъ огненныхъ воиновъ, по виду сарациновъ, въ бою между собою. Въ Нант овца растерзала волка. Жители Авиньона в теченіе трехъ часовъ слышали великій воздушный шумъ — ярые голоса невидимыхъ ратей и звонъ оружія. Въ самомъ Рим прекрасная принцесса Джеронима Альдобранди, скончавшаяся отъ изнурительной лихорадки, очнулась, къ радости родныхъ, на третій день отъ смертнаго сна, встала изъ гроба и пошла, славя Бога, слушать мессу, заказанную за ея упокой. Къ страхамъ вымышленнымъ присоединялись страхи дйствительные. Землетрясеніе неутомимою волною перекатывалось по тремъ полуостровамъ Средиземнаго моря, чума бродила по Ломбардіи и Провансу, норманы неистовствовали на Запад, мусульмане напирали на Европу съ востока и юга. На сверо-восток нарождались славянскія государства, еще невдомыя, но слышно, что могучія, страшныя, грозныя. Отъ Атлантическаго океана до Волги все бродило, какъ въ мх съ молодымъ виномъ. Что-то зрло въ воздух, и народамъ, удрученнымъ переживаніемъ этого броженія, думалось, что зретъ недоброе. Для людей, суеврныхъ и утомленныхъ тяжелыми временами, всть о свтопреставленіи была сигналомъ потерять голову и превратиться въ пораженное паникой стадо.

Одни готовили себя къ переходу въ лучшій міръ молитвами, вступали въ монастыри, бжали въ пустыни, горныя пещеры и, въ аскетическихъ трудахъ, подъ власяницами, ждали судной трубы архангела. Другіе, хотя увренные въ непремнномъ разрушеніи вселенной, все-таки находили нужнымъ зачмъ-то составить духовныя завщанія. Третьи, наконецъ, впадали въ свирпое отчаяніе и убивали остатокъ жизни на пьянство, развратъ, преступленія. Никогда еще Европа не молилась и не гршила съ большимъ усердіемъ. Боязнь ожидаемаго переворота была такъ велика, что многіе предпочитали кончить жизнь самоубійствомъ, лишь бы не быть свидтелями наступающихъ ужасовъ Божьяго гнва. Равнодушныхъ было очень мало, неврующихъ презирали и ненавидли; за сомнніе въ состоявшемся уже, по слухамъ, пришествіи антихриста побивали камнями. Фанатики клятвенно увряли, будто антихристъ не только народился, но и воцарился и сидитъ на римскомъ престол подъ видомъ папы-безбожника, ученаго чернокнижника Герберта — Сильвестра.

Въ такое-то время случилось на дикомъ горномъ пустыр, невдалек отъ города Пизы, странное происшествіе, записанное въ монастырскихъ меморіалахъ подъ названіемъ: «Дивныя и пречудныя приключенія Николая Флореаса, уроженца славнаго города Камайоре, оружейныхъ длъ мастера и нкогда добраго христіанина».

Николай Флореасъ былъ молодъ и красивъ собою. Оружейное ремесло закалило его силы, развило ловкость; частое общеніе съ людьми благороднаго происхожденія усвоило Флореасу привычки, видъ и обращеніе его знатныхъ заказчиковъ и покупателей. Женщины говорили, что нтъ въ Камайоре мужчины, боле достойнаго любви, чмъ Николай Флореасъ, даже и между рыцарями герцогскаго двора. Если бы Флореасъ жилъ во Флоренціи, Пиз или Сьенн, онъ, но талантамъ своимъ, наврное сдлался бы однимъ изъ народныхъ вождей, какихъ такъ много создавали гражданскія междоусобія средневковой Италіи. Они выходили изъ низшихъ общественныхъ слоевъ, какъ Сфорца и Медичи, чтобы потомъ лтъ на пятьсотъ протянуть свою родословную, полную блистательныхъ именъ и громкихъ подвиговъ. Но Николай Флореасъ былъ обывателемъ Камайоре,

глухаго горнаго городка, гд горожане жили мирно, не длясь на политическія партіи. Сверхъ того, онъ былъ, человкъ скромный, хотя ршительный и способный. Какъ большинство оружейниковъ, онъ зналъ грамоту. Онъ сочинялъ сонеты и игралъ на лютн.

Въ одинъ лтній день Николай Флореасъ окончилъ кольчатую броню, заказанную ему начальникомъ наемниковъ пизанской цитадели, длинноусымъ норманомъ Гвальтье. Взваливъ свою ношу на осла, мастеръ, въ сопровожденіи двухъ вооруженныхъ подмастерьевъ, направился изъ Камайоре горами въ Пизу. Лтняя ночь застала Флореаса въ дорог. Она упала сразу, черная и глухая; на аспидномъ неб зажглись громадныя звзды и огненный столпъ кометы. Напрасно было бы въ то дикое, разбойничье время трубить ночью y воротъ какого-либо городка или замка. Отвтомъ пришельцу свистнула бы туча стрлъ, — и только. Средневковое гостепріимство кончалось съ закатомъ солнца. Пришлецъ былъ другомъ, когда приходилъ при солнечномъ сіяніи, и врагомъ посл того, какъ замыкались рогатки, и поднимались мосты со рвовъ, наполненныхъ водою. Флореасъ и его спутники заночевали на перепутьи, y костра, разложеннаго y ногъ каменной Мадонны. Боясь ночнаго нападенія, путники ршили спать по очереди. Двое, по жребію, спали съ оружіемъ въ рукахъ, a одинъ бодрствовалъ на страж. Первый жребій не спать выпалъ самому Флореасу.

Прислонясь къ обломку скалы, онъ безпечно наблюдалъ медленный токъ свтилъ по небеснымъ кругамъ. Пламя костра играло на его лиц красными лучами. Развьюченный оселъ бродилъ, не отходя далеко отъ стана, на подножномъ корму. Флореасъ слушалъ звуки горной ночи. Имъ овладло трогательное настроеніе, въ какое повергаетъ всхъ впечатлительныхъ людей торжественная тишь спящей пустыни. Но вотъ внезапно среди величественнаго безмолвія раздался странный звукъ. Словно кто нибудь коротко взялъ аккордъ на церковномъ орган, - взялъ и бросилъ. Звукъ рванулся въ воздухъ и сейчасъ же заглохъ. Точно кто-то зарыдалъ было, но, устыдившись своей слабости, задавилъ рыданіе. Николай Флореасъ осмотрлся. Онъ не понималъ, ни что это за звукъ, ни откуда онъ прилетлъ. Такъ какъ звукъ не повторялся, Флореасъ ршилъ, что, вроятно, онъ задремалъ, и, въ дрем, обманутыя чувства создали изъ обычныхъ звуковъ ночи этотъ загадочный аккордъ. Но, когда онъ, совсмъ успокоенный, опять прилегъ къ костру, звукъ снова задрожалъ въ воздух и — уже ясне и боле продолжительно, чмъ въ первый разъ: какъ будто сразу запло нсколько арфъ подъ перстами искусныхъ трубадуровъ. Флореасъ вскочилъ въ волненіи. Онъ зналъ, что по близости нтъ ни одного значительнаго селенія, откуда могъ бы примчаться таинственный звукъ. Трудно было предположить, чтобы по сосдству ночевалъ путевой караванъ какого либо синьора со свитою и челядью, среди которой могли случиться игроки на арф. Ночлегъ Флореаса былъ расположенъ на высот холма: окрестности были видны на далекое пространство, но хоть бы гд нибудь костру оружейника отвтилъ другой костеръ. Флореасъ съ легкой дрожью подумалъ единственное, что ему и оставалось подумать: что онъ слышалъ звуки нездшняго міра. Какъ человкъ набожный и мужественный, онъ не потерялся, a разбудилъ своихъ спутниковъ и разсказалъ, что съ нимъ было. Они не поврили.

— Просто ты спалъ, мастеръ, и теб показалось это во сн, - сказали они.

Но звукъ снова налетлъ изъ безвстной дали, какъ волна, и такъ же быстро, какъ волна о песокъ, разбился и растаялъ въ воздух.

— Это скалы поютъ, — въ испуг сказалъ одинъ подмастерье.

— Или дьяволъ справляетъ свою свадьбу, — крестясь прибавилъ второй.

— Друзья мои, — сказалъ Флореасъ, — все это можетъ быть; но я не буду спокоенъ до тхъ поръ, пока не узнаю, откуда эти звуки и зачмъ они. Поэтому пойдемъ въ ту сторону, откуда они звенятъ…

Но подмастерья наотрзъ отказались.

— Если намъ судьба попасть въ когти дьявола, — говорили они, — то успемъ еще попасть посл смерти, a зачмъ будемъ лзть къ нему живьемъ?

— Тогда я пойду одинъ, — сказалъ Флореасъ, потому что мое желаніе узнать тайну сильне меня, и я не могу быть спокоенъ, пока ея не разршу. Ждите же на этомъ мст моего возвращенія, a я пойду, куда зоветъ меня музыка.

Подмастерья пришли въ ужасъ и умоляли Флореаса не подвергать себя опасностямъ ночнаго пути невсть куда и зачмъ, но онъ остался непреклоннымъ. Тогда они пытались удержать его силой. Но Николай Флореасъ обнажилъ кинжалъ и грозилъ поразить перваго, кто осмлится до него коснуться. Подмастерья въ страх отступили; онъ же воспользовался ихъ замшательствомъ, чтобы исчезнуть въ темнот ночи.

Флореасъ долго блуждалъ во мрак по пустымъ равнинамъ и неглубокимъ оврагамъ. На небо взбжали тучи. И комета, и звзды измнили Флореасу. Онъ шелъ, самъ не зная, куда идетъ: на сверъ, на западъ или на югъ, такъ что, если бы онъ и хотлъ вернуться къ своимъ подмастерьямъ, то уже не могъ бы. Притомъ всякій разъ, какъ только мысль о возвращеніи приходила въ голову Флореаса, таинственный звукъ, непостижимо призвавшій его къ странствованію, снова звучалъ съ такою силою страсти и страданія, какъ будто все хрустальное небо разрушалось, со звономъ разсыпая осколки на грудь матери земли. Наконецъ Флореасъ замтилъ вдали мерцаніе красной точки — далекаго костра или окна въ хижин.