Грезы любви

Берд Джулия

На следующий день они скакали очень быстро. Солнце скрылось за облаками, собирался дождь. Пасмурный день закончился ранними сумерками. Ночь прошла спокойно, Ричард спал без сновидений. Но наутро ему было не по себе, и он никак не мог понять, чем была вызвана его смутная тревога. Он старался не думать о Тэсс, он вообще не хотел ни о чем думать, так ему было плохо. Как лебедю с перебитым крылом, эта дорога казалась ему непосильной.

К полудню начал моросить дождь. Пока поставили палатки, Ричард насквозь промок. Войско расположилось в редком лесочке на лугу, поросшем

клевером. Граф поел сыра с хлебом, выпил эля и рано отправился в свою палатку. Он скинул с себя мокрую одежду и забрался под одеяло. Ночь была теплой, но Ричарда трясло в ознобе, он чувствовал тяжесть в желудке, голова раскалывалась. Граф понял, что заболел.

Вскоре у него началась рвота. Весть о болезни графа облетела весь лагерь. Прошел слух, что у него дизентерия. Эта болезнь была частой спутницей войны, она косила воинов не хуже оружия. Болезнь подорвала репутацию графа, особенно перед началом французской кампании Генриха.

Преданный Перкинс не отходил от своего лорда, без конца выносил ведро, смачивал мокрым полотенцем Ричарду лоб. Но болезнь прогрессировала, Ричарда трясло в лихорадке, спазмы в животе были так ужасны, что ему казалось, будто кишки завязываются в узел.

— Не вздумай когда-либо влюбиться, — хрипел Ричард в перерывах между приступами рвоты, наклонившись над ведром. — Видишь, что она сделала со мной, Перкинс: она уже вырвала мне сердце и, видимо, кишки вырвет тоже.

— Тише, милорд, — шептал Перкинс ему на ухо. — Вы не ведаете, что говорите, вы бредите. Не ругайте леди Тэсс, она ведь вам жена.

— Да пошел ты к черту, Перкинс, — пробормотал Ричард, и его снова вырвало.

Вскоре после полуночи Ричард отправил Перкинса отдохнуть. Больному стало немного легче, он задремал. Через час он проснулся от страшной боли в животе. Желудок был пуст, его вырвало желчью. Немного отдышавшись, Ричард вытер подбородок и вдруг увидел перед собой Тарджамана, который сидел, скрестив ноги.

— Тарджаман?

Перс оставил вход в палатку открытым, и серебристый лунный свет падал на его лицо.

— Мне приятно видеть вас снова, милорд.

— Тарджаман, что ты здесь делаешь?

— Я тайно следовал за войском, чтоб не нервировать сэра Рандольфа.

Острая боль, как будто обручем, вновь сжала Ричарду голову. Граф со стоном скорчился на тюфяке.

— Я рад, что ты здесь. А если сэру Рандольфу что-то не нравится, пошли его к черту. Ты мне сейчас нужен.

Ричард протянул руку и коснулся Тарджамана. Голова, казалось, готова была расколоться от боли, перед глазами плыли красные пятна, но граф собрал все силы, чтобы задать персу несколько важных вопросов.

— Тарджаман, ты знаешь ответы на многие загадки. Скажи, почему за послушание королю я награжден поносом? Проклятье! А если я умру до того, как доберусь до Нормандии?

— У вас нет поноса, — с уверенностью ответил Тарджаман.

— Тогда что же это? Я в жизни так тяжело не болел.

— Вы все равно не поверите, если я даже и скажу.

Превозмогая острую головную боль, Ричард внимательно смотрел в печальное лицо перса.

— Господи,

что ты хочешь сказать?

— Милорд, вы больны потому, что ваше тело хочет очиститься от душевных пороков. Это болезнь души.

Сморщившись от тошноты, Ричард приподнялся на локте.

— Черт-те что… В следующий раз ты скажешь, что это воля Аллаха?

Тарджаман оставался спокойным. Его черные глаза в мрачном свете луны отливали синевой.

— Вы очень долго жили во лжи и компромиссах. Эта жизнь закончилась с началом войны с епископом. Наконец-то ваша душа освободилась от лжи. В это время вы были счастливы, так как обрели любовь. И вдруг все променяли на взятку, обещанную королем.

— Но этим я спас жизнь не одному воину.

— Вы заключили сделку с дьяволом, когда согласились принять Мэрли-Вэйл из рук короля. Ваш дух противится этому. Душевные пороки выходят через болезнь тела.

Ричард застонал.

— Тарджаман, ты так долго жил в Англии, что сошел с ума в чужой стране. Ехал бы ты обратно в Персию. Здесь от тебя толку нет.

— Я говорю правду. Будете слушать?

Ричард лежал неподвижно на тюфяке.

— Продолжай.

— Вам не следовало отдавать лоллардов королю. И не только потому, что они не заслуживают смерти, — вы ведь и сами понимаете, что за убеждения казнить нельзя. Ричард, настало время жить по совести, даже если за это придется поплатиться головой.

Ричард вдруг почувствовал умиротворение, как будто его тело действительно боролось с зараженной ложью душой, а Тарджаман ответил на все вопросы, терзавшие графа. Ричард сознавал, что перс был прав.

— Так ты говоришь, что лучше потерять голову, чем честь, лучше умереть, чем жить, зная, что у тебя не хватило мужества постоять за справедливость?

— Именно так.

Ричард схватил Тарджамана за руку.

— Тарджаман, я ведь сделал все это ради своей земли. Я уберег моих воинов от бессмысленной смерти. Я выдал лоллардов, но вернул себе Мэрли-Вэйл. Разве я поступил неразумно?

— Земля ничего не значит.

Услышав эти слова, Ричард собрал все силы и приподнялся на локте.

— А вот здесь ты не прав. Земля — это все.

— Только в том случае, если не потеряна душа, милорд Леди Тэсс убеждала вас в том же. А теперь выпейте воды, надо восполнить потерянную жидкость.

Он прав, подумал Ричард, смотря измученными глазами как Тарджаман наливает воду из запотевшего кувшина в бокал. Потрескавшимися губами он жадно припал к бокалу. Тэсс тоже была права. «Господи, все правы, кроме меня», — думал граф.

— Я начинаю догадываться, что у тебя с моей женой тайный сговор. Ты мне так и не сказал, почему оставил Кадмонский замок и почему затем так внезапно вернулся.

— Я ушел потому, что все ваши мысли полностью были заняты вашей невестой. Я верил, что леди Тэсс убедит вас помиловать лоллардов.

— А вернулся зачем?

— Я вернулся, когда узнал о вашей размолвке с леди Тэсс, так как хотел убедить вас в том, в чем ей не удалось.

— А тебе-то зачем нужны лолларды?

— Потому что я сам лоллард.