Грибница
Шрифт:
— Эх, и зачем только я трогал эту Ирку? Ведь если б не это, что бы помешало мне отыскать этих ребят и присоединиться к ним!.
Глава 17 Вылазка в город
Арина с трудом разогнула спину и утёрла со лба пот тыльной стороной ладони. Её юные помощники продолжали усердно мотыжить землю. Особенно старался Данил, всё ещё насупленный, после утреннего отказа мужчин взять его с собой в город.
Бурая земля, из-за Грибницы больше похожая на пористый каучук, чем на смесь пёска и гумуса, расходилась под лезвием его плоскореза, словно вода перед рассекающим её носом корабля. Срубленные сорнячки
Ира работала спокойно, даже не спеша, что в прочем не помешало ей обогнать Данила на четверть грядки. Вскоре и она закончила обрабатывать свою грядку и подошла к старшей подруге.
— Теперь огурцы, Рина?
— Нет: уже десять и пора в дом, а то это солнце нас изжарит.
— Хорошо. Ты в душ? Тогда я подожду Данила и мы тоже пойдём.
Арина кивнула и отправилась к шиферной коробке летнего душа. Вода, которая полилась на её плечи из лейки душа, подавалась из скважины, и после горячего воздуха улицы, показалась просто ледяной. Широкий накопительный бак, который заменял в будочке крышу, был пуст: за день солнце так нагревало в нём воду, что ею можно было ошпариться. Поэтому Ярослав подключил летний душ к общей системе водоснабжения в доме, а та в свою очередь питалась из глубокой скважины, что была предусмотрительно пробурена ещё прежним хозяином усадьбы.
Смыв пыль и пот с разгорячённой кожи, Арина почувствовала некоторое облегчение. Не вытираясь и не одевая запыленную и пропахшую потом одежду, а лишь обернув полотенце вокруг изрядно похудевшей фигуры, она вышли из кабинки. Ира с Данилом уже отнесли инструменты в сарай и ждали её неподалёку в тени орехового дерева. Ира тот час же направилась мыться, а Арина подошла к мальчику.
— Все ещё дуешься? — вопрос был чисто риторический и насупленный Данил демонстративно отвернулся, ничего не ответив. — Дань, ну это же глупо. Ведь не маленький уже.
— Да? Значит, как в город с собой взять — так ещё не дорос, а чтобы дуться — уже большой?! — сердито закричал Данил и круто развернулся к Арине.
Теперь его поза свидетельствовала о крайнем возбуждении: мальчик весь вытянулся, чуть ли не привстал на носочки. Руки по швам, кулаки сжаты, а острый подбородок на треугольном личике воинственно вздёрнут вверх. Кажется, ещё чуть-чуть и он подпрыгнет и укусит обидчицу за нос, как рассерженная такса. Схожесть с этой собачкой в этот момент Данилу придавали также вытаращенные тёмные глаза и брови сведённые «домиком». Арина уже привыкла к подобным взрывам эмоций у легковозбудимого Данила, но сейчас чуть не прыснула со смеху: настолько комичным ей показался вид маленького гневающегося приятеля. Однако смеяться было ни в коем случае нельзя, и Арине пришлось «сурово» сжать губы, чтобы они не расползались в усмешке.
— Данил, а ну прекрати! Ты же знаешь насколько это опасно! Да и хозяйство нельзя оставлять без мужчины.
— Ой, только не нужно мне рассказывать, что я остался здесь за единственного защитника слабеньких женщин и младенцев! Я что не понимаю, что после Никиты я самый слабый из всех вас? А Ярославу я мог бы помочь. Я мог бы стоять на страже!
— Но я же не о том, Данил, — мягко возразила Арина. — Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что мужчины нужны не только для того, чтобы сражаться и защищать, как ты выразился, слабеньких женщин, — Арина многозначительно взглянула на Данила и слегка улыбнулась.
Конечно, столь юному мальчику ещё слишком рано задумываться над такими вещами, но что поделаешь — так сложились обстоятельства и детям в нынешние времена придётся взрослеть быстрее, чем это происходило раньше.
— О чём это ты? — он явно понял намёк Арины, о чём свидетельствовал румянец, заливший его щёки, но хотел услышать подтверждение из её уст.
— Ты всё прекрасно понял, Даня, не притворяйся! — Ира вышла из душа, задрапированная в полотенце, как и её старшая подруга. — Только я
— Ира!
— А что «Ира»? Разве ты не об этом говорила? Не о продолжении рода? — заметив тревожный взгляд, тайком брошенный Ариной на Данила, девочка поняла, что слегка перегнула палку. — Ты не обижайся, Даня, ты мне очень нравишься, но только как друг или брат. Понимаешь?
— А я и не думаю обижаться, — фыркнул мальчишка. — Я ж не слепой — вижу, что ты сохнешь по Тарасу!
— Ничего подобного! Не по ком я не сохну!
Но Ирины заалевшие лоб и щёки, да и та пылкость, с которой последовал ответ, подсказали Арине, что юный пройдоха возможно оказался прав. Ей следует понаблюдать за девочкой. Разве невозможным было, что благодарность Ирины к Тарасу — её спасителю — переросла в нечто большее? Но Тарас до сих пор сохнет по этой мерзавке — Евгении, и Ира прекрасно знает об этом. Арина вздохнула: «Час от часу не легче! Хотела успокоить Данила, а получилось так, что расстроила Иру».
— Ладно вам уже! Иди, Данька, мойся скорее, пока мы с Ирой опять не вспотели, — Арина взмахнула рукой в сторону душа, пресекая их дальнейшие препирания.
Мальчик воспринял этот жест с явным облегчением и быстренько скрылся за хлипкой дверцей, опасаясь ответных нападок со стороны Ирины. Сама девочка, как только поняла, что Арина не собирается выяснять, насколько правдивы догадки Данила заметно расслабилась и занялась своими косами.
Раньше волосами Ирины всегда занималась мама. Каждый вечер она расчёсывала длинные каштановые пряди дочери, аккуратно разделяла их и заплетала на ночь в косу. Мама научила Иру, как ухаживать за волосами, чтобы они всегда были здоровыми и шёлковистыми. Для этого существовала масса рецептов различных полосканий и притирок. Бывали дни, когда мама говорила: «Пора нам подумать о витаминах для наших кос!» — и Ира знала, что сегодняшний день будет принадлежать им одним. Булькающее в кастрюльке на плите зелёное или бурое варево превращало их в двух ведьм, в двух верных сообщниц, и их мужчины — отец и младший брат — могли лишь с недоумением пожимать плечами. В эти минуты мама принадлежала лишь ей одной и лишь она одна занимала все мысли мамы. Но мама умерла, а косы остались, как и привычка ухаживать за ними.
Теперь вечерами перед сном Ира закрывала глаза, запускала пальцы в густую шёлковистую копну на своей голове и разбирала её на пряди, представляя, что это делает мама. Потом она заплетала косу и только тогда засыпала. Постепенно это превратилось в своеобразный ритуал, без которого ей сложно было уснуть. Даже простое прикосновение к волосам неизменно приводило её в хорошее расположение духа и успокаивало в момент смятения.
Вот и сейчас, отжимая влагу с волос, промокая их полотенцем, Ира почувствовала, что лицо уже не горит, а значит, предательский румянец схлынул. Похоже, Арина не придала словам Данила особого значения, иначе пристала бы с расспросами. А сейчас Ира не готова была ответить даже самой себе: слишком запутанными и противоречивыми были её чувства ко всему мужскому роду вообще и к Тарасу в частности. Слишком сложным было примирить в одном мозгу пылкую романтичную натуру и жертву сексуального насилия. Похоть казалась неискушённой девочке-подростку слишком малым поводом для столь кошмарного надругательства, которое учинили над ней взрослые мужики. Она не понимала, за что её так жестоко наказали, она не понимала их, и оттого они казались ей ещё ужаснее. Теперь все мужчины воспринимались ею как потенциальные маньяки, прячущиеся за добрыми личинами. Конечно, она знала, что это не так, что все люди разные, и что те люди, которые окружают её теперь по-настоящему хорошие. Но привычка бояться всё ещё оставалась с ней. И даже к Тарасу — своему спасителю — Ира относилась с некоторым подозрением. Можно ли любить человека, постоянно ожидая от него предательства?