Грибник
Шрифт:
— Эй, паренек! — крикнула она. — Помоги курей разгрузить. Или посторожи хоть, пока шофер их в холодильники носить будет.
Разгружавший ящики шофер буркнул что-то невнятно, но явно отрицательно.
— Что я тебе, Мимино что ли? — проворчал Артур. И тут же добавил. — Ладно, давай!
— Какое Мимино? — не сообразила буфетчица.
И вес ящиков оказался непривычным, каким-то неправильным. Негрибным. За дверью обнаружился короткий, сильно грязный, затоптанный коридор. Совсем пустой, с грузовым лифтом в конце. С великой поспешностью Артур перетаскал ящики. Поставил в лифте штабелем. Шофер
Артур уже знал, что буфет называется буфетом по традиции. В реальности это было частное кафе, даже название у него было. "Браво". Одно из мелких частиц немалой сети всяких кафе, бистро и прочих харчевен. Подумал, что почему-то часто имеет дело с такими заведениями.
Наверху Артур все-таки не решился сразу сбежать, понес ящики на кухню через обеденный зал. Наверное, так он здесь назывался. Идущая навстречу помреж Света с удивлением посмотрела на Артура. Сама она несла стакан в подстаканнике с каким-то мутным пойлом. Вроде бы, чаем с молоком, такой употреблял Великолуцкий.
Здесь в конце зала за стойкой обнаружился бармен, спокойно подсчитывающий чего-то на калькуляторе.
— А вот же у вас мужик, — сказал запыхавшийся Артур буфетчице. — Этот чего кур не таскает?
— Он у нас интеллигент, — почему-то улыбаясь, с непонятной иронией ответила буфетчица, — к сырым курям не прикасается.
— Я экспрессионист, — услышал их бармен. — Кофе-экспрессо готовлю — вот мое жизненное призвание.
— Ну что ж, спасибо, Мимино, — добавила буфетчица. — Может, тебе хоть пива за труды?
Хоть было и жаль, но от угощения пришлось отказаться. Торопливо идущий по старинным коридорам Артур отражался в многочисленных, встречавшихся по дороге зеркалах. Зеркала в театре почему-то любили. Самого Артура свое отражение не радовало.
"Человек небольшого роста в старом поношенном вицмундире, — вспомнил он. — Взъерошенный, с какими-то перьями на голове вместо волос. Это тоже цитата из книги или само в голову пришло?"
Где-то вдалеке звучала музыка, по-балетному громко, явно аккомпанируя танцу.
В библиотеке Октябрина ругалась с кем-то по телефону. До сих пор Артур не представлял, что такое возможно.
— Ну что, мой друг бесценный, — встретила она Артура, — а я уже не ждала вас. Вашего появления.
— Ах, Октябрина Спартаковна, мы же богема. Люди театра!
Как ни странно это Октябрину убедило.
Он сразу же двинулся к компьютеру, будто его ждало неотложное дело. Дело все пока заключалось в том, чтобы привести в нормальное состояние электронный каталог — всех авторов выстроить в затылок друг другу по алфавиту. Сделать это Артур мог бы почти сразу, найти в компьютере какую-нибудь программу, но предпочитал возиться вручную. Симулируя тяжелый и долгий труд.
В хореографической труппе сейчас шевеление, сенсация, — заговорила Октябрина. — Все-таки подписали сегодня "Собор Парижской Богоматери", включили в репертуар. В театре работа над ним уже давно полуподпольно идет, и вот сегодня решились. Будем топтать ногами Гюго. Роли еще не готовы, не распечатаны, но Великолуцкий Абрам Кузьмич приказал всем раздать книги этого самого Гюго. И не только актерам, но и костюмерам, гримерам, даже рабочим сцены с осветителями. Как это мудро.
Артур обратил внимание на стопку одинаковых книг, стоящую на дальнем конце стойки.
— Прошлый сезон был неудачным для театра, — продолжала Октябрина. — Плохо афишу составили. Все надеются, что "Собор" все поправит. Ходят слухи, что Великолуцкий решил не ставить классический балет. Хочет сделать нечто среднее между балетом и мюзиклом. Все ждут что-то необычное, феерическое.
Всегда блестящая, эффектная, сияющая красотой Регина меняет атмосферу вокруг себя. Везде, где появляется.
Это Артур отвлекся по дороге к компьютеру, раскрыл какой-то журнал на интервью с актрисой их Среднего театра Региной Табашниковой. Смотрел на ее фотопортрет, такое совершенное, будто ненастоящее, улыбающееся лицо. Не верилось, что она сейчас находится где-то в этом же здании, может быть, недалеко. Жадно, внимательно вглядывался, рассматривал подробности. Необычно, неестественно (Или наоборот, очень естественно) белые зубы. Даже язык и нёбо идеального чистого цвета.
"Уникальное лицо, — подумал он. — Душа будто прямо снаружи его. Может, это и не настоящая душа? Что-то сыгранное, умело срежиссированное".
Другой портрет — она на сцене в костюме черного лебедя.
"У такого тела, конечно, нет каких-нибудь низменных функций. Не то, что у меня".
И обычной жизни у этого существа не может быть: она не собирает грибы, не ремонтирует квартиры, не пьет водку. Какая она, ее жизнь?
— Считается, что есть драгоценные камни, драгоценные металлы, — решился заговорить Артур. — Даже вИна. А про драгоценных женщин не говорят. Мне кажется, что такие есть. И самые драгоценные — это балерины.
Октябрина промолчала.
— Актеры уже заходили, брали книги, — заговорила она невпопад. — Этого Гюго. Слышите, еще кто-то идет.
Оказалось, что это Лаида Бокситогорская из хореографической труппы. Зашла в библиотеку, чтобы выйти в интернет. Большинство актеров только для этого здесь появлялись. Сейчас почему-то захотела посмотреть на итальянскую киноактрису Джину Лоллобриджиду.
Может быть, после разглядывания портретов Регины Табашниковой Бокситогорская казалась сильно тусклой, со своей короткой прической похожей на некрасивого мальчика. Под распахнутым пиджаком на ее костлявой груди был виден узкий, как лента, черный атласный бюстгальтер.
"Наверное, она и не знает, что Лаидой когда-то звали дорогую гетеру из Коринфа".
Артур видел ее по телевизору, она, еще ребенком, играла Мари в "Щелкунчике". Тогда была маленькой, черноглазой и напоминала ему галчонка. А вот теперь стала немолодой уже девушкой, лет под тридцать.
Артур считал, что с того времени не видел ее ни в живую, ни в кино, но сейчас понял, что нет, видел, узнал. Та снялась в недавнем телесериале по роману Натальи Медведевой "Моя борьба. Давным-давно в Париже". Главную роль там играла Анастасия Сланевская, а Лимонова — Павел Майков.