Гриф
Шрифт:
— Что — прокуратура?
— Прокуратура недавно возбудила уголовное дело против моего друга, директора Института проблем психологии. Это мой ученик, я помогал ему создавать его институт, мы сотрудничаем… И вот на основании публикации в газете прокуратура возбудила уголовное дело. Это, оказывается, для них основание. Какой-то недобросовестный журналист, возможно, по заказу конкурентов, опубликовал пасквиль, а честный человек должен теперь доказывать, что наркотики в его институте использовались для лечения и только для лечения людей с нарушенной психикой, в малых дозах, под наблюдением врача.
— Наркотики меня не интересуют, — призналась Марина.
— Уже хорошо. Ведь у нас тоже применяются наркотические вещества. Но в таких микроскопических дозах… И под тщательным наблюдением высококвалифицированных специалистов. В общем, это потом. Сегодня мы пойдем с вами в наркологическое отделение.
— Я слышала, что алкоголь в малых дозах тоже полезен?
— Безусловно. Но вы сейчас увидите тех, кто увлекались большими дозами. Это уже болезнь. И мы ее успешно лечим.
…Когда они проходили через приемную, Марине показалось, что секретарша при появлении Морова встала и затрепетала как былинка на ветру. Дамочка была столь невелика ростом, что не сразу было понятно — стоит она или сидит.
…Когда они проходили по коридору административного корпуса, ни Моров, ни Марина не обратили внимания на стоявшую в нише и говорившую по телефону женщину в белом халате и белом чепце: мало ли среднего медперсонала шастает по зданию. А напрасно. Возможно, многие события развивались бы по иному сценарию, если бы профессор Моров поинтересовался у женщины, с кем и о чем она говорила. Может, приученная говорить Морову только правду, Диана Ивановна, бывшая когда-то его любовницей и ревнующая его с тех пор ко всем без исключения женщинам, сказала бы, что говорила по телефону с неким Егором Федоровичем.
Сам по себе этот факт не заслуживает наказания.
Хуже было бы, если бы Моров, задав несколько вопросов-капканов, пристально глядя в точку на лбу Дианы, спросил бы ее:
— Где. Он. Работает?
И она бы ответила:
— В генеральной прокуратуре.
— О чем. Вы. Ему. Рассказали? — пытливо глядя в зрачки Дианы, спросил бы Моров.
— О том, что вы пошли показывать журналистке наркологическое отделение.
— А о чем. Вы. Еще рассказывали. Этому. Человеку? — спросил бы Моров.
— Обо всем — о посетителях, разговорах, о темах исследований. О том, что я узнаю здесь, в институте.
— Зачем. Вы. Это. Делаете? — спросил бы Моров.
И тут бы Диана расхохоталась саркастическим смехом:
— А затем, что не надо задирать юбку каждой встреченной потаскушке, когда рядом есть любящая вас и преданная вам женщина, об одном прикосновении к которой мечтают многие мужчины.
Трудно предсказать, что бы ответил на это доктор Моров. Одно бесспорно — обиженная, отвергнутая женщина способна на многое.
Тем временем спустившись на лифте и пройдя еще одно колено длинного коридора, профессор и Марина оказались в наркологическом корпусе. Перед тем как открыть массивную дверь своим ключом, профессор предупредил:
— И никаких имен. Одни проблемы. Никаких имен.
Почему он это повторил дважды, Марина поняла, лишь оказавшись в коридоре отделения: первым, кого она увидела, был популярный актер театра и кино, с отекшим лицом и потухшими глазами, бредший им навстречу.
— Здравствуйте, профессор, — уныло сказал он, не глядя на профессора и его спутницу.
— Здравствуйте. Как самочувствие?
— Уже лучше, — ответил мастер. — Но все равно — бессонница. Плотно ужинаю, но ночью встаю, съедаю все, что принесли жена и дочь. Просто зверский аппетит. А днем тянет в сон, ни есть, ни читать не хочется. Вялость какая-то…
— Но ведь у вас такое состояние бывало и раньше? — спросил профессор, взяв руку актера в свои и обминая их, как скульптор мнет глину, прежде чем пришлепнуть кусочек к почти готовому сырому бюсту.
— Да, но до клиники я мог выпить. Это помогало. На время.
— Во-о-т. На время. А потом — еще хуже. Нет, батенька, лечиться надо.
— А поможет, профессор? — безнадежно спросил актер.
— Обязательно.
— За последние трое суток не было ни одного "глюка", — радостно поделился актер.
— Что это — "глюки"? — шепотом спросила Марина у Морова.
— А черти всякие. При «делириуме» они частенько навещают по ночам.
— А что такое "делириум"? — округлила глаза Марина.
— Белая горячка. Наша национальная болезнь.
Простившись с профессором, актер снова опустил голову и плечи и понуро поплелся по коридору в свою палату.
— При белой горячке все время глюки появляются. Видения, — продолжал Моров, — не обязательно черти. Вот Юрия Петровича мы сняли с капитанского мостика тонущего теплохода. Причем он мужественно его не покидал. А уж когда вода стала его захлестывать, жене пришлось вызвать «скорую». Ну, связали, конечно. Привезли к нам. Наш контингент. Ведь чтобы продолжать наши исследования, мы вынуждены лечить только состоятельных пациентов. Зато ставим на ноги…
— Я понимаю, — пролепетала Марина.
— Да… Юрия Петровича мы с капитанского мостика сняли. Он хорошо заработал во Франции и США. Но… на радостях, так сказать, не удержал равновесия. Сейчас ему значительно лучше…
— Здравствуйте, профессор, — остановил Морова полный человек с очень узнаваемым лицом.
Марина даже оторопела. Это был крупный правительственный чиновник, бывший министр. Его не раз критиковала пресса, не без оснований подозревающая, что у чиновника в зарубежных банках хранится столько же денег, сколько в месяц выплачивают всем пенсионерам России.