Григорий Шелихов
Шрифт:
Якобия для многих могло бы закончиться смертью.
Отводя от них неизбежное тяжелое наказание за покушение на
купеческую собственность, Шелихов тем более считал себя вправе
использовать их злое намерение как ступеньку, чтобы войти в
расположение губернатора и защитить эту самую собственность от
покушений более сильных грабителей. А розги - розог он и сам отведал
немало на заре своей юности. В то жестокое и грубое время кнутобойства
в растяжку
сквозь строй розги казались такой легкой мерой наказания, что их и в
расчет не принимали в серьезных случаях жизни.
Шелихов не счел нужным разъяснять преподанную "оглодкам"
философию розог, но музыканты и так все поняли без дальних слов и
повалились мореходу в ноги.
– Награди тебя господь за добродетель твою, господин купец.
Пошли, всемилостивый, здоровьица хозяйке и детушкам твоим, а я век за
тебя бога молить буду! - лепетал, глотая слезы, сухой и сморщенный
фаготист Еремка. Липкая тошнота и теперь подступала к его горлу при
одной только мысли об ожидавшем их кнуте.
– Ну-ну, идите, усы оборванные, да опять о чей-нибудь амбар не
зацепитесь. Поспешайте, предупредите Репье свое, начальника вашего,
чтобы умел ответ-то держать, когда я скрипицы его превосходительству
представлю... Поспешайте, а я следом за вами прибуду!..
5
Когда Шелихов с кремонской скрипкой в руках - остальные
инструменты он оставил за дверью - вошел в полутемную залу
губернаторского дома, он не сразу разглядел в наполнявших его
сумерках, где сидело неприступное иркутское божество.
Якобий, этот высохший до подобия египетской мумии человек,
обряженный в розовый камзол старомодного покроя, сидел в глубоком
кресле спиной к двери. Ноги старика в тупых туфлях, с перламутровыми
пряжками, лежали на решетке камина. Тут же за креслом стоял и Реббиа.
В выцветших, тусклых глазах губернатора блеснула искра любопытства и
удивления, когда он увидел в руках Шелихова прекрасную скрипку.
– Эй, кто пропустил ко мне этого человека?
– крикнул Якобий и, не
ожидая ответа, сказал капельмейстеру: - Реббиа, погляди на скрипку, не
кажется ли тебе, что она сходственна...
– Какой у вас глаз, eccelenze,* кто бы, кроме вас, мог это
увидеть, не взяв скрипки в руки, - мгновенно отозвался Реббиа. -
Это... это наша, Niccolo Amati... Достойнейший коммерсант поистине
чудом спас ее... (* Ваше превосходительство.)
Трепещущий синьор Реббиа повторил изумленному генерал-губернатору
сказку о спасении скрипки
отпущенные домой без инструментов часа за два до визита Шелихова к
губернатору, вынуждены были предпочесть вымысел о приключении в
Хмельниках правде о подкопе под амбар: легче выбрать розги, чем лечь
под кнут. Таким образом, маэстро Реббиа уже был предварен о приходе
Шелихова.
Ужаснувшись одной только мысли, чем грозила бы ему в глубинах
Сибири при беспредельной власти и самодурстве Якобия гибель
драгоценной скрипки, синьор Реббиа сразу сделал вид, что поверил
музыкантам. Он знал, что они провели ночь вне дома, все походило на
правду - и потому почти без сопротивления принял желание Шелихова
самолично вернуть скрипку владельцу оркестра, потаенно проведя его в
залу, где Якобий имел привычку после обеда дремать у камина.
В пылу уже собственной самозащиты синьор Реббиа, на котором
лежала обязанность не только обучения музыке, но и наказания
крепостных скрипачей и флейтистов за проступки, заврался и неожиданно
для самого себя облегчил их участь.
– Я приказал дать им по пятьдесят розог, - заключил свой путаный
рассказ Реббиа. - А этому zingarello...* Яшке, все сто, чтобы знал,
что violino Amati нельзя выносить из дому! (* Цыганенку.)
На самом деле маэстро в этот раз был так напуган возможностью
раскрытия существовавшего между ним и музыкантами сговора, что ему и в
голову не приходило розгами от себя довести до отчаяния эти даже в
своем бесправии страшные и непонятные души.
– Мало!.. Мирволишь негодникам... Добавь от меня всем еще по
пятьдесят, Яшке - сто! - исправил Якобий, как заботливый хозяин, не
понравившуюся ему "снисходительность" Реббиа. - Та-ак... - продолжал
он, - виновные наказаны, достойный заслуживает награды... Проводи,
Реббиа, купца в канцелярию, прикажи выдать ему... сто рублей за...
за... - Якобий затруднился выдумать предлог расходования казенных
денег.
– Они сами придумают за что!..
– Ваше превосходительство... - опешил Шелихов от такого
неожиданного и смехотворного оборота губернаторской аудиенции.
Розги, под которые он подвел людей, его не смущали. Разве не хуже
было бы, если бы он их, пойманных с поличным под амбаром, доставил со
всеми этими скрипицами и жалейками в полицию? За воровское дело,
кладущее пятно на его имя, генерал бы их кнутом ободрал. Розги - это
поблажка, за нее благодарить должны. Не об этом тревожился Шелихов: в