Григорий Шелихов
Шрифт:
трудом.
В вековой борьбе с врагами русский народ воспитал в себе
самоотверженное чувство подчинения своих дел и начинаний
государственному началу. Это государственное начало, как казалось
людям, олицетворялось государем, а дедовские рассказы о петровских
временах подкрепляли представления о том, что народное благо
действительно является единственной целью дел и мыслей государей. Так
понимал назначение царствующих особ и Григорий
крупного масштаба и живого ума.
Увлеченный своими широкими планами, он, самообольщаясь надеждами
на внимание короны, упорно искал государственной связи собственных и
народных интересов в вершине государства - во дворце, не замечая, что
дворец этот отгородился и от народа и от его выдающихся людей
неприступной стеной царедворческого этикета. Шелихов не понимал да и
не видел непроницаемого царского окружения - людей случайных,
равнодушных и даже враждебных его целям.
2
Осенью 1787 года Турция, подстрекаемая Англией, Швецией и
запутавшимся в собственных делах французским королем Людовиком XVI,
объявила войну России. В Иркутске поначалу об этом прошел только
какой-то смутный слух. Вести о войне были столь глухи, что, приехав в
Петербург, Шелихов растерялся: он даже и не подозревал всего
коловорота уже развернувшихся событий. Он и представить себе не мог, с
какими непреодолимыми преградами столкнется в столице при попытке
получить аудиенцию у царицы: как-никак он клал к ее ногам огромную,
открытую им часть Нового Света!
Понадобились две недели пребывания морехода в столице, чтобы он
наконец кое-что уразумел. В присутственных местах и передних высоких
вельмож Шелихов тратил часы и дни на бесплодные усилия вызвать
внимание начальства к тому кладу, который он привез в столицу. Он
искал покровителей и их поддержки, чтобы предстать перед самодержицей,
а его выслушивали с улыбкой или просто с обидным хохотком: забавно,
мол, врешь - и, едва кивнув головой, выпроваживали.
Шелихов мало-помалу стал проникать в нравы чиновных людей. Без
случая, понял он, ходу не найдешь - и прекратил выжидательное сидение
в приемных. Все надежды мореход возложил теперь на возвращение с
олонецких заводов председателя берг-коллегии генерал-майора Михаила
Федоровича Соймонова, сына покойного основателя штурманского училища в
Охотске. Соймонов, по словам Селивонова, единственный в Петербурге
человек, способный оценить сделанные Шелиховым для России
приобретения, к тому же он
председателем комиссии по делам коммерции графом Александром
Романовичем Воронцовым.
Попасть же к государыне-матушке и впрямь было трудно не только
какому-то сибирскому купцу-мореходу, а и гораздо более важным особам.
Воинственное настроение и военные дела, как и неотложные
литературные занятия, поглощали дни и недели государыни императрицы
так, что для приема частных лиц времени у нее не оставалось. Об этом
неопровержимо свидетельствовали и записи в "Дневнике" ее секретаря
Александра Васильевича Храповицкого. Прирожденный царедворец,
Храповицкий был приближен царицей к престолу нарочито для истории.
Тонко понимая возложенную на него задачу, Храповицкий находил случаи
забывать свой дневник на секретарском столе, и царица, читая его,
могла проверять, сколь беспристрастно отражает ее современник в
зеркале истории.
"...Пойти с добрым ветром и сильными пушечными выстрелами, -
будто записал Храповицкий напутствие царицы адмиралу Ушакову на
объявленную Турцией войну, - приветствовать великого султана и его
недостойных советников с добрым утром".
И далее запись о выраженном царицей удовольствии по поводу
придворного праздника, данного после того, как Суворов сбросил под
Кинбурном турецкий десант в море:
"...Говорено с чувствительной признательностью о народе, что в 25
лет приобрела доверенность. Никто теперь при начатии войны не унывает,
все военные охотно идут в сражение".
В феврале Соймонов вернулся в Петербург, и Шелихов в тот же день
отправился к нему. Морехода принял суровый, плечистый генерал, истый
сибиряк, закаленный сибирскими морозами. Прочитав письмо Селивонова,
поданное мореходом, генерал отодвинул, не рассматривая, выложенные
Шелиховым бумаги и карты в сторону, и пробурчал дружелюбно:
– Садись, голубчик, и обскажи попросту, своими словами, что
испытал, видел и сделал купно с товарищами по плаванию... Кстати,
много ли у тебя из первооткрывателей людей в живых осталось?
Последним вопросом Соймонов дал тон беседе, и Шелихов понял это.
Генерал с живым интересом выслушал полуторачасовой доклад Шелихова об
Америке и планах на будущее. Особенно понравился генералу "страдалец
Сысойка", поросенок, завезенный Шелиховым из Охотска в Америку,
которому, пока он пришел в возраст, хищные и назойливые американские