Григорий Шелихов
Шрифт:
Шелихов беспокойно посапывал и ерзал в кресле, готовый что-то сказать.
Но правитель канцелярии ухмыльнулся и стал читать дальше, чуть
скашивая глаз на морехода, смущенно затихшего после слов:
– "Донесенные записки оставил я такими, как они мне представлены,
дабы ваше величество благоизволили из них точнее и лучше усмотреть все
поступки Шелихова. Из записок же видно, что Шелихов умел привлечь
народы Кадияка, Афогнака и других островов и мест
российском человеке без всякого опасения отправлял по тысяче человек
диких с их согласия на свои надобности далеко от пределов постоянного
обитания..."
Селивонов сделал передышку, подвинулся ближе к столу и, все время
незаметно наблюдая за купцом, с легкой усмешкой подумал, пробегая
глазами только что прочитанное: "Ах ты, хитрый мужичишка! Как составил
свои записки. Знает, что государыню хлебом не корми, ей бы токмо оды
сочинять одни". И с той же ухмылкой, проведя рукой по выпуклой лысине,
продолжал вслух:
– "Дела его доказывают о доброжелательстве и знании... А еще
более склоняет меня к нему то, что дикие народы согласились, чтобы
дети их были обучаемы российской грамоте, до того вовсе никакой им не
известной, и что сорок человек из диких разных полов, вознамерясь
увидеть селения российские, приехали с Шелиховым в Охотск, из коих
пятнадцать человек живут в Иркутске и поныне, дабы увидеть российских
жителей и образ их жизни".
– До сего дня без меня али Натальи Алексеевны на улицу выйти
боятся, - удовлетворенно усмехнулся мореход.
– Так Наташенька их, как
клуша, и водит!
– "Я споспешествую, - никак не отзываясь на это замечание, читал
Селивонов, - сему весьма полезному упражнению Шелихова оказанием
пособия ему, от меня зависящему, позволив отпустить на отправляющееся
от него к Кадияку судно, по просьбе его, до пятисот пуд из Охотска
ржаной муки и на триста пуд из тамошних такелажных вещей, до мелких
оснасток принадлежащих... Наконец, мысля, что и сам Шелихов, может
быть, нужен будет иногда для каких-либо объяснений, рассудил отправить
купно с сим и его самого".
Дальше читка шла невнятной скороговоркой, правитель канцелярии
бормотал скорее для себя, лишь для того, чтобы убедиться еще раз в
прилежности и точности составленного всеподданнейшего донесения. На
этом "всеподданнейшем донесении" голос Селивонова приобрел силу, и
Шелихов услышал: "...с коим я пребуду непоколебим. Генерал-поручик
Иван Якобий".
– Благодетель! - выкрикнул Шелихов в избытке восторга от
свершения самых смелых его ожиданий. Да и впрямь, что
Он лично будет иметь возможность подать императрице продуманное и
написанное Селивоновым донесение Якобия!
– Чем отблагодарю тебя?!
– не
сводил глаз с Селивонова мореход. - Памятник в Америке воздвигну!..
Ваше...
– Будет тебе, перестань, Григорий Иваныч, с меня хватит, ежели
свечку за упокой души моей поставишь, - растроганный неподдельным
волнением непокорливого морехода, буркнул Селивонов. - К тому же я
вовсе не для тебя экстрактом из твоих бумаг занимался - для отечества!
– важно произнес он. - Во исполнение завета Михаилы Васильевича
Ломоносова - провидец он был! - изложил я дела твои и соратников
твоих...
Колумб российский через воды
Спешит в неведомы народы
Твои щедроты возвестить...
Селивонов в волнении, захватившем и его, перевел дыхание и
неожиданно крепким, проникновенным голосом, каким произносят
заклинание или молитву, заключил:
О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих...
О, ваши дни благословенны!
Дерзайте ныне ободренны
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумов Невтонов
Российская земля рождать.
– Запомни эти слова, Григорий Иваныч, они и в предбудущем силы не
утратят... Ну, прости, голубчик, иди с богом домой, я устал... Ох,
старость, старость, кабы не она, я и сам бы в дело твое вошел, да
укатали сивку не крутые горки! Ты, чай, понимаешь теперь, чего тебя
ожидает? Через это принуждаюсь снова урок поставить: заканчивай спор
свой с компанионами в совестном суде по-хорошему и прочие дела, какие
над тобою нависли, да так, чтобы на Катерину* и след твой в Иркутском
простыл... Прощай, Григорий Иваныч!
– важно наклонил голову Селивонов
в ответ на прощальный поклон Шелихова по старинке вперегиб. (*
Церковный праздник 24 ноября ст. ст.)
4
Путешествие в Охотск, уход корабля в Америку и возвращение
Шелихова в Иркутск показались Ивану Ларионовичу Голикову
неопровержимым доводом в пользу примирения с мореходом и уступок ему в
счет будущих беструдных прибытков от такого оборотистого и делового
компаниона.
Иван Ларионович за долгие годы пребывания в Сибири сколотил на
откупе водки миллионное состояние, но побывать самолично в таких
медвежьих углах своего царства, как Охотск, Гижига, Камчатка,