Григорий Шелихов
Шрифт:
помочь выбраться заблудившимся в Кенаях англичанам... За их нахождение
и помощь мистер Бентам обещал доставить не позже будущего года
необходимые нам припасы и продовольствие... Я переговоры эти тогда
толмачил и все знаю...
– Неужто на эту удочку попался Константин Лексеич и бросил Кадьяк
на поток и разграбление? - громыхнул Шелихов кулаком по столу. -
Почему же он тебя для разговора с англичанами не взял, а оставил на
Кадьяке?..
–
в своих словах, - при смерти лежал.
– А когда Самойлова выпроводили - воскрес, сбежал и в Охотске
объявился сказки плесть? - начал догадываться Шелихов об истине в
хитросплетенной лжи Меневского, багровея и еле сдерживаясь, чтобы не
схватить перебежчика за ворот. - Самойлова, Константина Лексеича, где
ты оставил, когда к Бентаму сбежал?
– В К-кен... наях, - неуверенно выговорил Меневский, понимая, что
у него не хватит духу сознаться, как он воспользовался дошедшими на
Кадьяк вестями о гибели партии Самойлова и его самого в стычке с
индейцами-кенайцами. Вестники несчастья передавали даже, что Самойлов
и его отряд - все погибли на кострах и под стрелами кенайцев. - Я на
байдарке отправился на корабль к мистеру Бентаму спросить совета, как
быть и что делать... Спустился к нему в каюту, а когда вышел из нее,
увидел, что корабль на всех парусах несется в открытом море и Кадьяк
уже в тумане скрылся, - я попал в плен...
– А теперь из английского плена попадешь в тюрьму к Коху! -
неожиданно прервал Шелихов.
– Куда угодно, - не растерялся толмач, не сомневаясь, что Бентам
найдет способ вырвать его из коховской тюрьмы. - Но Кох... бездушный
палач Кох, - сделал Меневский последнюю попытку смягчить Шелихова в
расчете на неприязнь морехода к Коху после событий, закончившихся
убийством Хватайки, о чем Меневский уже знал во всех подробностях. -
Страшно попасть в руки Коха, он может убить меня и ничем не ответит за
убийство несчастного ссыльного...
За все время пребывания в Охотске Шелихов не мог отделаться от
укоров совести в косвенной причастности к убийству смелого варнацкого
старосты Лучка. Пусть Лучок требовал невозможного и даже оскорбил,
назвав мошенником... Но что вышло? Лучок правым остался - безвинно
пострадал, а он, Шелихов, достойный мореход и купец именитый, покоя не
имеет. Шелихов вспомнил старые беринговские амбары, брошенного в
мусоре убитого Лучка и тяжело вздохнул.
– Убирайся, черт с тобою!
– сказал он.
– Хоть и чувствую, что ты
виноват, не хочу
обмараешься. Да и не поправить дела, если и случилось что недоброе...
В обратном пути на Иркутск воспоминания о смерти Лучка и
предчувствие гибели Самойлова не давали Шелихову покоя, - скорее бы
добраться до дому, рассказать обо всем и поделиться заботами с женой.
С этими мыслями мореход, пробираясь через таежную глухомань вдоль
реки Лены, через редкие, отделенные друг от друга сотнями верст
якутские и тунгусские стойбища, вернулся домой и, окунувшись в сытую,
теплую домашнюю обстановку, не проронил ни слова - нехорошо
перекладывать на плечи жены такую гнетущую тяжесть. Она помнит Лучка,
перед отъездом в Охотск наказывала: "Увидишь Лучка, подари ему теплый
азям..." "Нечего сказать, обдарил я Лучка! А Самойлов, Константин
Лексеич... Нет, лучше и не заикаться, да и тревога раньше времени: без
основания хороню дорогого человека. Вернется старик в будущую
навигацию - посмеемся над моими панафидами!"
Так Григорий Иванович, окончательно утвердясь в намерении утаить
про охотские события и полученные из Америки темные, плохие вести, с
головой ушел в подготовку предстоящего решительного свидания и
разговора с Селивоновым о донесении государыне и, кто знает, может
быть, о поездке в Петербург.
3
– Здоров, здоров, Григорий Иваныч, экий ты двужильный, дважды за
полгода через воды и дебри таежные на Охотск промахнул!.. Ну-ну,
рассказывай, каких дел натворил!
– шумно встретил Селивонов морехода,
пришедшего к нему на дом спустя несколько дней после возвращения.
Шелихов сдержанно рассказал об охотских событиях и о том, что Кох
будто бы воспротивился и не разрешил переселения "клейменых" в
Америку. Говоря же об убийстве Хватайки, как о "несуразном обхождении
с русскими людьми", он попросил привлечь Коха к ответственности.
– Нет, таким путем до Коха мы не доберемся, - ответил Селивонов,
выслушав сетования Шелихова. - Да и что Кох сделал противозаконного?
Убил варнака на побеге? За это не взыскание - поощрение полагается. На
себя пеняй, Григорий Иваныч, и - мой совет - плюнь на нестоящее слов
огорчение и подлинного дела не упусти... Сочинил я, рассмотревши твои
бумаги, всеподданнейший рапорт от иркутского и колыванского
генерал-губернатора и кавалера Якобия на имя государыни императрицы...