Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Жуков Юрий Николаевич

«Нередко изображают дело так, — говорил Зиновьев, — будто бы существует известная противоположность между “Востоком” и “Западом”. Пытаются вдолбить в голову рабочим, будто III Интернационал есть организация рабочего класса Востока, а Запад стоит в стороне... Этой противоположности между “Востоком” и “Западом” вовсе не существует в действительности. Зато существует другая противоположность — противоположность между коммунизмом и реформизмом, между коммунизмом и социал-шовинизмом...

Мы видим одинаковое деление (рабочего) движения на три части во всех странах: 1) ясно выраженное оппортунистическое правое крыло;.. 2) более или менее ярко выраженное среднее течение, болото, центр;.. 3) левое, более или менее коммунистическое или склоняющееся

к коммунизму крыло».

Посчитав, что еще недостаточно разъяснил вопрос, Зиновьев повторил причину необходимости чистки партийных рядов. «Мы должны, — пояснял он, — бороться за коммунизм, который не может быть создан в один месяц, а должен быть завоеван после многих боев при помощи возможно более централизованной организации и ясной, определенной тактики. Перед такими господами, которые думают отделаться от нас почтовыми карточками (ранее Зиновьев сказал о Модильяни, якобы говорившем: “Почему не вступить в III Интернационал? Это ведь нас ни к чему не обязывает. Достаточно послать раз в две недели почтовую карточку в Исполнительный комитет. Больше ничего. Почему бы нам этого не сделать? ”¹⁷⁶ — Ю. Ж. ), мы захлопнем дверь прежде, чем они успеют войти к нам»¹⁷⁷.

Затем Зиновьев охарактеризовал положение во всех коммунистических партиях с точки зрения наличия у них черт реформизма и сразу же добавил: «Возможно, у других партий найдется, что поставить на вид нам, русским. Само собой разумеется, что каждая партия, принадлежащая III Интернационалу, вправе сказать это нашей партии, если мы делаем ошибки. Это ее интернациональная обязанность.

Мы должны рассматривать Интернационал как единую международную партию, у которой имеются свои отделения во всех странах. Каждое из них имеет право “вмешательства” и высказывания своих мнений»¹⁷⁸.

Закончил же Зиновьев этот доклад так: «Можно принять 18 тысяч условий и все-таки остаться каутскианцами. Речь идет о действиях. Мы готовили эти условия (двадцать одно — Ю. Ж. ), чтобы иметь критерий, чтобы получить возможность объективной проверки того, что хочет конгресс. Во всяком случае, я надеюсь, что конгресс создаст ясность и даст нам точку опоры, чтобы каждому рабочему было понятно, что хочет III Интернационал»¹⁷⁹.

Наконец, в третьем докладе, зачитанном накануне закрытия конгресса, 5 августа, Зиновьев обратился к практическому вопросу. Перечислил условия, при которых возможно создание советов рабочих и солдатских депутатов, то есть на завершающей стадии захвата власти. Подчеркнул: их формирование должно происходить только в определенной ситуации.

«Советы, — объяснял он, — только тогда имеют значение, когда они не являются обычными, повседневными классовыми организациями, как профессиональные союзы, а когда превращаются в государственную организацию, в форму диктатуры пролетариата... Создавая их искусственно, мы сыграли бы только на руку противникам этой идеи. Нас поднимут на смех, как это уже случилось в некоторых странах, и великая идея будет скомпрометирована».

Но в самом выступлении так и не сказал, когда же именно возможно создание советов, так как все это было изложено в проекте подготовленной им резолюции, и указавшей три непременных условия:

«а) массовый революционный подъем среди самых широких кругов рабочих и работниц, солдат и трудящегося населения вообще; б) обострение экономического и политического кризиса в такой мере, что власть начинает ускользать из рук прежнего правительства; в) когда в рядах значительных слоев рабочих и прежде всего в рядах коммунистической партии созрела решимость начать решительную, систематическую и планомерную борьбу за власть»¹⁸⁰.

Все изложенное Зиновьевым в трех докладах сразу же приобрело для мирового коммунистического движения силу законов, так как было утверждено в виде резолюций конгресса. Тем самым Григорий Евсеевич сумел сделать то, на что, несомненно, рассчитывал Ленин. Особенно — создавая вышедшую в июле книгу «Детская болезнь левизны в коммунизме». Настаивая в ней на решительном отказе не только от малейшего влияния реформизма, но и левого радикализма.

Зиновьев превратил Коминтерн из по сути федерации национальных компартий в одну, мировую коммунистическую партию. Подлинно большевистскую. Такую же, какой стала РСДРП после Пражской 1912 года конференции, окончательно освободившись от меньшевиков. Стала единой идеологически, связанной железной дисциплиной боевой организацией.

4.

Второй конгресс Коминтерна завершил работу 5 августа, а три недели спустя Зиновьев уже находился в Баку. Там, в ночь с 31 августа на 1 сентября открылся Первый (он же, как оказалось, и последний) съезд народов Востока. Собравший тех, кого Москва посчитала достойными представлять трудящихся: советских Азербайджана, Туркестана, Хивы, Северного Кавказа; соседних Грузии и Армении; Турции и Ирана, Бухары и Афганистана, Китая; далеких Британской Индии и Кореи.

Всего на съезде присутствовал 1 891 посланец, но только 455 из них были иностранцами¹⁸¹.

Открывая работу необычного собрания, Зиновьев, избранный его председателем, да еще с чисто восточной подобострастностью названный «вождем мирового коммунизма», начал с высокой его оценки. Напомнив о значении второго конгресса Коминтерна, пафосно произнес: «И вот теперь в Баку мы делаем второй шаг... Мы хотим покончить с властью капитала во всем мире. А это станет возможным лишь тогда, когда не только в Европе и Америке, но и во всем мире мы зажжем пожар революции и когда за нами пойдет все трудящееся человечество, населяющее Азию и Африку»¹⁸².

Но только на второй тень работы съезда, выступая с основным докладом, Зиновьев поведал о причинах его созыва. Мол, он «был задуман тогда, когда подготовили второй конгресс Коммунистического интернационала. Когда часть делегатов этого конгресса съехалась в Москву, она вместе с исполнительным комитетом Коммунистического интернационала от имени целого ряда стран обратилась ко всем народам Востока с предложением подготовить этот съезд»¹⁸³.

Сказанное выглядело убедительно. Действительно, на пятом заседании конгресса X. Маринг, представлявший Коммунистическую партию Нидерландской Индии (в будущем — Индонезии), сказал как о чуть ли не свершившемся факте — «В ближайшее время нам предстоит быть на конгрессе в Баку»¹⁸⁴. А в письменном отчете ИККИ, розданном всем делегатам, отмечалось: «Исполнительный комитет сознавал, что восточный вопрос в ближайшее время сыграет громадную роль. Исполнительный комитет сорганизовал два совещания с представителями революционных партий Китая, Кореи, Армении, Персии, Турции, Индии и других стран Востока... Исполнительный комитет назначил на 15 августа 1920 года в столице Азербайджана в городе Баку съезд народов Ближнего Востока, а если удастся, то и дальневосточных народов»¹⁸⁵.

Можно было предположить, что такой съезд инициировал Ленин, выступивший на втором конгрессе с докладом «О национальном и колониальном вопросе». В частности, отметившим: «Громадное большинство, насчитывающее более миллиарда, по всей вероятности — миллиард с четвертью человек,.. то есть 70% населения земли, принадлежит к угнетенным нациям, которые или прямо находятся в колониальной зависимости или же являются полуколониальными государствами, как, например, Персия, Турция, Китай». И вслед за тем сделал вывод, что Коминтерн и коммунистические партии обязаны поддерживать в отсталых странах национально-революционное движение¹⁸⁶.