Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Жуков Юрий Николаевич

Рассмотрев письма, ПБ уклонилось от явной поддержки какой-либо из сторон. Ведь было совершенно понятно, что у НКВД и ИККИ не просто временные разногласия. У них взаимоисключающие цели, стремясь к которым, они всегда будут находиться в конфронтации. И как бы ни были близки РКП задачи Наркоминдела, для Советской России как государства более важной оставалась та политика, которую проводил НКИД. А потому и последовало 25 августа лишь формально «Соломоново» решение, по сути отклонившее все претензии ИККИ: «Тт. Зиновьеву и Чичерину устраивать специальные совещания, и на первом же совещании выработать форму контакта между Коминтерном и НКИД»²⁸³. Тем самым было предвосхищено и решение ПБ от 14

сентября — по поводу зарубежных валютных трат обоих ведомств.

Скорее всего, Зиновьеву не хотелось терпеть поражения. Почему это он, член ПБ, должен координировать свои решения с Чичериным, даже не входившим в состав ЦК? Видимо, потому и продолжал тлеть конфликт пять месяцев. Лишь 12 января 1922 года ПБ смогло «считать ликвидированными» вопросы, связанные с ИККИ и НКИД²⁸⁴.

Зато другое столкновение, более серьезное, только на этот раз не с другим ведомством, а со «своим» ПК, точнее — с избранным ими Бюро, а затем и с Лениным (! ) закончилось для Зиновьева бесспорной полной победой.

Еще в середине февраля 1921 года Москва предложила снять секретаря ПК С. С. Зорина. Прямо не высказанное основание было достаточно понятно: массовые забастовки, демонстрации протестующих рабочих. На место же Зорина был рекомендован Н. А. Угланов. Человек, мало знакомый Зиновьеву — не работавший с ним до того времени. Вызывавший неприятие из-за необразованности — всего два класса сельской школы, да еще и сомнительной профессии — до революции работал приказчиком в скобяных лавках. Но тогда, в начале года, Григорию Евсеевичу пришлось смириться, даже когда на новом, абсолютно новом посту Угланов стал подтверждать изначальные опасения Зиновьева.

Всего за неделю до начала конфликта с Бюро ПК Зиновьева заботили лишь проблемы Коминтерна. 13 сентября он попросил для решения срочных вопросов, связанных с работой ИККИ, срочно, на следующий же день, созвать ПБ. Но семь дней спустя он забыл о международном коммунистическом движении. 20 сентября направил Ленину тревожное письмо, порожденное дошедшими до него разговорами о сути только что, 19 сентября, прошедшего в Петрограде собрания организаторов коллективов, то есть секретарей партячеек, ставшем прелюдией для созываемой вскоре губернской конференции РКП. Угрожавшей прежнему руководству. И ему лично, и тем, кто работал с ним рука об руку три года. М. М. Лашевичу — командующему 7-й армией, С. С. Зорину — уже снятому с поста секретаря ПК, Г. Е. Евдокимову — заместителю Зиновьева по Петросовету, даже С. С. Равич — вернувшейся из швейцарской эмиграции в одном с Лениным «пломбированном» вагоне.

Зиновьев сообщал Ленину:

«Пишу под свежим впечатлением одного бывшего здесь вчера очень важного собрания (организаторов коллективов). Совершенно небывалые для Питера настроения! Какая-то “рабочая оппозиция” четвертого сорта с большой примесью махаевщины и густым налетом независимства (профсоюзы). Было человек 1 200. Голоса разделились почти пополам. Речи были отвратительные. Чувство было у меня такое, как, помню, было у Вас, когда Вы зашли ко мне после выступления Вашего на фракции Всероссийского съезда Советов (бенефис Рязанова)».

Только попытавшись таким образом расположить к себе Владимира Ильича, использовав ненавистные ему термины «рабочая оппозиция», «махаевщина», да напомнив об их былой близости, Григорий Евсеевич перешел к основному.

«Сюда, — писал он, — в последнее время Оргбюро направило оппозиционеров (Ханов, Козлов, другие). Но объяснять только этим нельзя. Сыграло большую роль мое долгое отсутствие, но опять-таки объяснять только этим нельзя. Угланов (у которого давно, лет пять, есть синдикалистские настроения) и Комаров (неуравновешенный, но преданный человек, оказался немного типа Мясникова) стали во главе этой оппозиции вместе с т. Хановым, нижегородским махровым “оппозиционером”.

Я

уверен, что здесь налицо что-то более глубокое, что это означает симптом крайней опасности. Питер — вернейший барометр. Это предвещает что-то новое и крайне опасное внутри партии. Здесь пока что вполне возможно соглашение (Радек Вам расскажет), но это, вероятно, только заплата ненадолго. И я решил: ввиду крайней важности вопроса я не пойду на соглашение без вас и Политбюро.

Об этом всем нам надо очень и очень поразмышлять вообще. А в частности, надо решить вопрос о моей работе. Если будет часто повторяться мое отсутствие из Питера, такие влияния будут расти в сильной степени. Выход один: либо Коминтерн перенести в Питер, либо мне оставить Петроград и переехать в Москву. Радек, Кун и др., находящиеся здесь, настаивают на первом. Но я боюсь, это не выйдет: 1) Профинтерн в Москве, 2) Связь с Вами для Коминтерна необходима, 3) Иностранцы будут недовольны, ибо они хотят быть в центре, в столице (если они пойдут на это, то нехотя). С другой стороны, я не представляю себе, кто бы мог в Питере заменить меня сейчас в такую трудную полосу. С заместительством выходит плохо. Не любят это рабочие. Не знаю, как быть. Надо будет поставить вопрос на пленуме и решить официально.

Вот такие новости.

То, что Вы говорили нам в последний раз с грозящим кризисом из профсоюзов, увы, подтверждается слишком быстро. Нет более опасной вещи, как эти внутренние опасности.

Буду рад получить от Вас совет и указание.

Привет. Ваш Г. Зиновьев»²⁸⁵.

Только отослав письмо, Григорий Евсеевич сообразил: в нем лишь сетования. Отсутствуют, как было принято, конкретные предложения. И поэтому, не дождавшись ответа, позвонил Ленину по телефону и попросил немедленно «вызвать в Москву (сегодня же обоих членов ЦК (Зиновьева и Комарова)) и обоих кандидатов — Угланова и Милютина для товарищеских переговоров». Владимир Ильич сообщил о том членам ПБ, предупредив, что он — “за”»²⁸⁶. Конечно, Каменев, Сталин и Троцкий дополнили такое, в общем, ни к чему не обязывающее предложение необходимостью «создать комиссию в составе тт. Ленина, Сталина и Молотова с тем, чтобы они приступили к деятельности завтра». Это и стало 21 сентября постановлением ПБ²⁸⁷.

Переговоры комиссии с прибывшими из Петрограда обеими конфликтующими группами — Зиновьевым, заместителем председателя ВСНХ В. П. Милютиным, пребывавшем в те дни в старой столице, А. С. Куклиным, работником ПК и Комаровым с Углановым прошли 22 сентября. Ленин, как и другие члены ПБ, изучил привезенные в Москву стенограммы собрания, состоявшегося 19 сентября, и принятые им резолюции, содержавшие предложение больше не выбирать Зиновьева в Петросовет. Затем Владимир Ильич 22 сентября собственноручно написал «постановление комиссии», которое подписали Сталин и Молотов. Постановление, демонстрировавшее непредвзятость.

«1. Зиновьев, — указало оно, — остается предисполкома Петросовета. В заместители т. Зиновьеву назначаются тт. Смирнов И. Н. (председатель Сиббюро ЦК и Сибревкома, находившийся в Новосибирске — Ю. Ж. ) и Васильев Артем. Утвердить в основном список кандидатов в ПК (№ 1) с исключением из него Ханова (парторганизатор Московского района, активный сторонник Угланова — Ю. Ж. ) и Аминицкого (член Бюро ПК, сторонник Зорина — Ю. Ж. ) и включающий вместо них тт. Смирнова и Куклина. Предложить в секретари ПК Угланова, Москвина (завотделом ПК — Ю. Ж. ) и Харитонова (член Пермского губкома — Ю. Ж. ). Коминтерн оставить в Москве».