Гримпоу и перстень тамплиера
Шрифт:
— А зачем он королю Франции? — спросил Гримпоу.
— Филипп верит, что, найдя секрет, обретет великую власть, с какой не сравнится никакая другая, а также бессмертие. И тогда не сбудется проклятие великого магистра Жака Молэ, брошенное перед смертью на костре. Я знаю, вы тоже ищете этот секрет, я читаю это в ваших мыслях. Уже несколько столетий многие его ищут, и многие потеряли жизнь, пытаясь узнать тайну. Все позабыли о древнем проклятии, но оно подстерегает, как хищник, готовое безжалостно истребить любопытных, осмелившихся потревожить его вечный сон.
— Проклятие? Вы имеете в виду проклятие магистра Храма? — спросил Сальетти.
Старый отшельник закатил глаза.
— Нет, проклятие, о котором я говорю, старо, как мир. Прокляты те, кто норовит проникнуть в тайну, и двери для тех, кому удастся открыть их, закроются за ними навеки!
Сальетти и Гримпоу озадаченно переглянулись, а отшельник, похоже, понял их без слов.
— Если вы хотите найти то, что ищете, вы должны научиться понимать язык камня, — сказал старик, даже не посмотрев на них.
— Философского камня, вы говорите о lapis philosophorum? — спросил Гримпоу.
Но отшельник отвернулся и вновь забормотал что-то неразборчивое, будто постепенно возвращаясь в прежнее полупомраченное состояние сознания.
Затем он поднялся, опираясь на посох, и направился к часовне.
— Бегите, бегите прочь, покуда еще возможно спастись от гнева Господня, несчастные дети дьявола, или войдите в святой скит и преклоните колени перед крестом мученика и просите милости Господа и прощения грехов ваших!
Гримпоу и Сальетти видели, как он ступил в сумрак часовни, и голос его стих, задохнулся, как день — во тьме ночи.
Лютый бандит
Ближе к ночи они разбили лагерь на обширном плоскогорье, лишенном всякой растительности. Повсюду, куда ни посмотри, не было ничего, кроме нескончаемой прямой линии, соединявшей черноту неба с земными пределами. Небесный свод на всем своем протяжении казался прозрачной полусферой, раскинувшейся над плоскогорьем и растворяющейся в бесконечности звезд. Ночь выдалась безлунной, и все вокруг окутала тьма. Не разводя огня, они перекусили полузасохшими свиными колбасками, хлебом, сыром и гроздьями винограда, которые нарвали утром в обширных угодьях по пути.
Над их головами сверкали созвездия, подобно рою светлячков, внезапно застывших в своем неутомимом ночном полете. Сальетти подложил дорожную сумку под голову Гримпоу и укрыл юношу одеялом. Легкий северный ветерок разносил над равниной смутный шепот, смешивавшийся с треском цикад и кваканьем лягушек.
— Брат Уберто сказал мне, что ответ на вопрос о секрете мудрецов дальше звезд, — произнес Гримпоу, не сводя глаз с беспредельного ночного небосвода.
— Это красивые слова, — откликнулся Сальетти, — ведь как иначе скажешь о тайне, окутывающей мироздание? Брату Уберто очень нравилось изучать тайны космоса и материи, он мог часами смотреть на небо, а потом шел к дистиллятору. Вполне логично, что он полагал, будто за звездами находятся все ответы на вопросы, которые для нас, людей, кажутся непостижимыми. Но подумай сам, Гримпоу. Земля, по которой мы ходим, много миллионов веков назад тоже появилась из звездной пыли и до сих пор вращается вокруг Солнца. Помню, когда я был в твоем возрасте, отец часто говорил мне, что нет на свете ничего загадочнее вселенной, а я с изумлением каждую ночь смотрел на небо, учась опознавать Меркурий. Венеру, Юпитер и Сатурн среди созвездий зодиака, и воображал, как однажды своими руками дотронусь до звезд. — Сальетти указал на Венеру, будто планета, мерцавшая среди мириадов звезд, была блестящим наконечником его меча.
— Не знаю, — Гримпоу покачал головой, — когда я говорил с братом Уберто в лазарете, мне показалось, что он знает о философском камне намного больше того, что рассказал.
— Я не понимаю, о чем ты, — сказал Сальетти.
Гримпоу достал камень и посмотрел на него так, будто видел впервые.
— Брат Уберто знал, что этот камень теперь у меня. И он, несмотря на свою слепоту, догадался, что камень светится необыкновенным образом.
— Возможно, все дело в его интуиции, он много чему научился за столько лет полной слепоты. У многих слепцов развивается настолько чуткий слух, что они издалека способны различить шаги самого осторожного кота.
— Думаю, дело не только в этом. Я почти готов поклясться, что брат Уберто — один из тех самых мудрецов, хранителей секрета философского камня.
— С чего ты взял? — спросил Сальетти, с живым интересом наблюдая за камнем в руках Гримпоу: при свете звезд тот начал приобретать красноватый оттенок.
— Когда я говорил с ним, я как-то пропустил мимо ушей, что лишь мудрец, принадлежащий к тайному обществу Уроборос, может столько знать.
— Это тайное общество настолько старинное, что, возможно, давным-давно распалось, — сказал Сальетти, зевая.
— Что-то мне подсказывает, что оно до сих пор существует и брат Уберто Александрийский с ними связан.
— Отец часто о нем рассказывал, — задумчиво проговорил Сальетти. — Они познакомились в университете Падуи, где брат Уберто учил философии и астрономии, революционным идеям о бесконечности вселенной, вопреки аристотелевским теориям о сферах и геоцентризму Птолемея. Александрийский монах, как его называл мой отец, без тени сомнения уверял, что Земля круглая и что все планеты вращаются вокруг Солнца; это принесло ему немало врагов из числа клириков, ведь церковь утверждала, что Земля — центр вселенной и что небеса вращаются вокруг нее. Уберто много лет путешествовал по Испании, был наставником королей и принцев, жил в Париже, преподавал в университете, а затем уехал в Англию, в Лондон, где написал пять десятков книг во всех областях науки. Кроме того, он много странствовал по Азии и Африке, изучал языки и письменности и чуть было не погиб, когда дикари попытались его четвертовать. Все признавали в нем великого ученого до того дня, когда он, семидесятилетний, был обвинен в ереси и доставлен в Рим на суд. Но он вовремя отрекся от своих идей. Можешь не сомневаться, иначе его сожгли бы на костре, чтобы он поджарился, как грешники в аду. Униженный и изможденный, он укрылся в аббатстве Бринкдум, и с тех пор его имя кануло в забвение.
Гримпоу вздрогнул.
— Конечно! — воскликнул он, напугав Сальетти. — Теперь мне все ясно!
Сальетти уставился на Гримпоу.
— Что тебе ясно? — спросил он.
— Неужели не понимаешь? Этот вот камень долгие годы был в руках брата Уберто. Ему поручили хранить его вместе с золотой печатью тайного общества мудрецов Уроборос, а когда пришло время передать камень ученику, новому хранителю тайны, брат Уберто не смог с ним расстаться. Он сам мне сказал, в лазарете, просто тогда я не придал значения его словам. Он соблазнился бессмертием и богатством, потому и предал братство. Но потом раскаялся и вернул камень обществу. Зря он пытался создать подобный камень в своей лаборатории, ведь сам уже знал, что это невозможно. Потому-то он и сказал мне, что камень может убить меня.
— Возможно, брат Уберто имел в виду то же проклятие, о котором утром говорил отшельник, — сказал Сальетти.
— Я тоже об этом подумал. Стоило мне найти этот камень, меня окружили беды и несчастья: смерть рыцаря в горах, расставание с Дурлибом, смерть моего друга на виселице, убийство аббата Бринкдума, война, приближающаяся к замкам Каменного Круга, слепота брата Уберто… — удрученно перечислил Гримпоу.
— Если так, ты бы мог обвинить свой загадочный камень во всех несчастьях рода людского. — Сальетти грустно усмехнулся. — Рыцарь, погибший в горах, умер от холода, настоятеля Бринкдума убил Бульвар Гостель, чтобы монах не проболтался о намерении папы и короля Франции завладеть секретом мудрецов; да, твой друг Дурлиб окончил дни на виселице, но ведь так часто случается с ворами, а объявленная война не более чем следствие не знающих меры притязаний таких власть имущих, как король и барон Фигельтах де Вокко. Что же до слепоты брата Уберто, это чистая случайность. Осколки дистиллятора, а не твой камень сделали его слепым. Нет тут никакого проклятия, и произошло бы все то же самое, даже если бы ты и не нашел свой камень.