Гримпоу и перстень тамплиера
Шрифт:
Еще не успело сесть солнце, как они добрались до города. Несколько тележек, нагруженных сеном, катились через мост, а солдаты, что несли дозор на маленькой башенке, лениво наблюдали за ними. Путников ни о чем не спросили: ни откуда они, ни куда держат путь, хотя настоятель Бринкдума по настоянию брата Ринальдо снабдил их охранной грамотой, адресованной архиепископу Страсбурга и позволявшей свободно входить и выходить из любого города или замка, где нужен будет ночлег.
Улицы Ульпенса были пустынны в столь поздний час, только возле площади слышались крики, которые Сальетти приписал торговцам, во весь голос превозносящим достоинства всяких безделушек, хаотично разложенных
Гримпоу тоже так посчитал, но его страх перешел в панический ужас, когда они дошли до площади и там увидели Дурлиба, повешенного, как чучело, на виселице. Толпа, собравшаяся вокруг, смеялась и ликовала, обезумевшая от лицезрения публичной казни. Полураздетое и окровавленное тело Дурлиба слегка покачивалось, словно маятник, все еще открытые глаза вылезали из орбит, язык свисал из открытого рта, будто насмехаясь над палачами. Гримпоу зажмурился и стиснул кулаки так сильно, что ногти впились ему в ладони.
— Ты знал этого человека? — удивленно спросил Сальетти.
Гримпоу с запинкой признал, что этот несчастный повешенный — Дурлиб, заменивший ему отца до того, как он остался жить в аббатстве Бринкдум.
— Пойдем отсюда, мы уже не можем ничем ему помочь, — сказал Сальетти, сочувственно кивая.
Гримпоу не мог пошевелиться, больше всего хотелось выхватить меч, пришпорить коня и кинуться на толпу, не прекращавшую вопить и смеяться перед жутким, безжизненным телом его друга.
— Идем, Гримпоу, думаю, тебе есть что мне рассказать, — сказал Сальетти, беря в руку поводья Астро.
Они вышли с площади по низкому, с арочной крышей, проулку, прошли мимо старой разрушенной церкви. На узкой улочке, где стояли вплотную друг к другу маленькие приземистые дома, она нашли таверну; стройная женщина с лицом, изъеденным оспой, чистила глиняные кувшины на засаленной стойке. Сальетти слез с лошади и велел Гримпоу тоже спешиться. Затем он привязал животных к большому металлическому кольцу, висевшему рядом с дверью.
Женщина недоверчиво посмотрела на них, вытерла руки тряпкой и спросила, как же так вышло, что они не на площади и не наслаждаются казнью.
— Там собрался весь город, кружат над трупом, как вороны над падалью, — прибавила она. — Иным забавно смотреть, как человек умирает, они забывают, что их ожидает та же участь.
Сальетти велел Гримпоу сесть за столик под окном, а у женщины попросил немного водки. Затем спросил:
— Что же такого сделал этот человек, что его казнили?
Женщине, казалось, была приятна любознательность Сальетти.
— Из того, что я знаю, он несколько ночей ходил пьяным, хвастаясь и тут и там, что у него теперь сокровище рыцаря, погибшего в горах рядом с аббатством Бринкдум, а когда солдаты графа пришли за ним, вытащил меч и отрубил одному из них ухо, а другому — руку, да вдобавок убил третьего. Люди говорят, что он был обычным мошенником, но пришел в Ульпенс, швыряя направо и налево серебряные монеты с чеканкой этих рабов дьявола, которых называют тамплиерами, и сошел с ума, потеряв свое состояние. — Женщина наполнила стакан водкой, потом дернула головой в сторону Гримпоу. — А с парнишкой-то что стряслось?
— Захворал немного. Это ему поможет, — ответил Сальетти и пододвинул своему оруженосцу водку.
Гримпоу без особого желания выпил, не переставая думать о Дурлибе и его несчастной судьбе, сыгравшей с ним злую шутку. Дурлиб окончил дни на виселице Ульпенса, на той самой, о которой все время упоминал. Тело повешенного упорно возникало перед мысленным взором юноши. Он думал о том, как часто Дурлиб предсказывал свою смерть. Гримпоу вспомнились слова Дур ли-ба в день их знакомства, когда они ускакали
Краем уха Гримпоу услышал, как Сальетти спрашивает женщину с рябым лицом, не знает ли она места, где они с оруженосцем могли бы провести ночь и накормить лошадей.
— Лошадей и мула можно оставить на конюшне, а вы, если хотите, можете занять чердак. Кроме того, могу предложить ужин и отличный бульон для мальчика, чтобы он наконец поправился: не похоже, чтобы водка сильно ему помогла.
Сальетти согласился и выжидательно посмотрел на Гримпоу. Юноша резко кивнул, ему хотелось остаться наедине со своей болью и заснуть как можно скорее, чтобы ее унять.
Спальня оказалась истинным свинарником. Находилась она на чердаке, над головой нависали прелые от постоянных протечек балки. Обстановку составляли табурет и пара тюфяков, жестких, как пол. Но Гримпоу заснул сразу же после того, как хозяйка принесла горячий суп из хлеба и чеснока с парой поджаренных яиц. Он даже не заметил, что Сальетти вышел из комнаты, едва юноша заснул.
На следующее утро, пока Гримпоу, все еще в удрученном состоянии, прятал лицо под одеялом, Сальетти рассказал, что с наступлением ночи он пошел позаботиться о том, чтобы труп Дурлиба похоронили, ведь его могли оставить на площади на несколько дней. Убедить могильщика стоило двух золотых крупинок и бессонной ночи, ведь пришлось ждать, пока площадь опустеет, чтобы перерезать веревку виселицы и отвезти тело Дурлиба на кладбище за жалкими домишками у крепостной стены.
Юноше подумалось, что, скорее всего, Дурлиб уже несколько месяцев приходил и уходил из Ульпенса в одежде идальго, готовый отдать свое состояние воле случая, играл в карты и кости, напивался в тавернах и борделях и яростно спорил со всеми подряд. Выяснилось, что история, которую он рассказывал о теле рыцаря, найденном в горах, дошла до епископа, а тот, обеспокоенный побегом тамплиера от инквизитора Гостеля, послал солдат задержать его; как раз тогда-то Дурлиб и убил одного из них, а еще двоих сильно поранил до того, как пал наземь. Граф приказал дать ему сто ударов плетью на городской площади, а затем повесить на дереве, служившем виселицей для убийц и воров в комарке Ульпенс.
Гримпоу никак не мог избавиться от чувства вины за смерть друга. Если бы они не нашли мертвого рыцаря в горах, ничего бы не произошло. И ничего не случилось бы, не останься Гримпоу в аббатстве, а пойди с Дурлибом в Страсбург. Он упрекал себя, что согласился расстаться с другом, и именно поэтому Дурлиб не смог справиться с одиночеством и пошел топить тоску в игре и вине. Гримпоу даже было решил избавиться от камня погибшего рыцаря, который висел у него на шее, как от дурного знака, уже послужившего причиной смерти рыцаря в горах, настоятеля Бринкдума и его доброго друга Дурлиба. Но что-то внутри отказывалось верить, что истинной причиной всех этих бед является камень. Ему подумалось также, что если б они с Сальетти приехали пораньше, то, возможно, смогли бы помочь Дурлибу; но когда он поделился своими соображениями с рыцарем, Сальетти ответил: