Гримпоу и перстень тамплиера
Шрифт:
— Перестаньте хоронить его, ибо Побе де Ланфорг жив и здоров.
— Что?
— Он покинул аббатство, чтобы сменить религиозный орден на рыцарский, в поисках наслаждений любви, — усмехнулся Гримпоу.
Повар поставил на стол ковш с молоком, вытер руки о ризу и проговорил:
— Я всегда подозревал, что этот шустрый подлец… Но ты-то откуда знаешь, что он сбежал?
— Он сам мне сказал. А еще предложил убежать с ним заодно, стать его оруженосцем, расписал наши подвиги, каких не видел свет, во всех христианских королевствах.
— Когда его отец узнает, что блудный сын, которого он мечтал превратить в епископа, сбежал из аббатства, юному Побе останется один подвиг — попробовать спасти свою спину от порки.
— Граф де Ланфорг так суров? — поинтересовался Гримпоу.
— Рассказывают, что ударом кулака он валит медведя и что никто никогда не смел перечить его желаниям, иначе дерзкого наденут на клинок, как на вертел.
Гримпоу не знал, шутит ли брат Бразгдо, но уточнить не успел: в кухню вошли настоятель и брат Ринальдо, о чем-то беседуя.
— Если в конюшне не хватает одного коня, значит, его увел послушник, — услышал Гримпоу слова библиотекаря.
Гримпоу подошел и выложил все, что знал. Настоятель нахмурился, выказывая досаду по поводу услышанного, ведь граф Ланфорг был не только ревностным приверженцем святого Дустана, отшельника, чьи мощи хранились в сырой и темной крипте аббатства, но и каждый год выплачивал солидное пособие на содержание монахов, а побег сына ставил под сомнение щедрые графские дары.
Оба монаха покинули кухню, обсуждая случившееся, а Гримпоу остался наедине с братом Бразгдо, который увлеченно пытался сотворить козий сыр в глиняном тазу, полном свежего молока.
— Это правда, что граф Ланфорг часто посещает аббатство? — спросил юноша у повара, встав рядом с ним и помогая заворачивать сыр в тонкое льняное полотно.
— Он имеет обыкновение приезжать в аббатство вместе со свитой, весной и пару раз летом, пока тепло, ведь ему досаждает подагра с тех пор, сколько я себя помню.
Он всегда говорит, что, помолившись святому Дустану в крипте и приняв травяной отвар брата Асбена, он чувствует такое облегчение, что если бы не бесконечные обязанности и заботы, он поселился бы в аббатстве, чтобы каждый день наслаждаться такими чудесами.
— Неужели граф Ланфорг верит, что святого Дустана заботят приступы подагры? — спросил Гримпоу.
— Хоть ты и не верующий, так что еретиком тебя не назвать, — сказал брат Бразгдо, покосившись на юношу, — чудеса святого Дустана известны по всему христианскому миру. Сам увидишь, когда в аббатство придут первые паломники.
Теперь-то Гримпоу понял, почему Побе де Ланфорг так торопился покинуть аббатство до того, как его отец приедет по весне. Однако юноша не ведал, что вскоре снова встретит графа, вооруженного копьем и мечом, в замке барона де Вокко.
И захотело солнце влюбить в себя луну
Первые паломники начали прибывать в аббатство в апреле, а с ними пришли и свежие новости. Великого магистра ордена Храма заживо сожгли на костре вместе с другими тамплиерами, а Жак де Молэ проклял папу и короля Франции, пообещав, что и года не пройдет, как они умрут. Гримпоу не придавал большого значения слухам, а монахи аббатства их обсуждали, но спустя некоторое время юноша все-таки осознал важность этих новостей.
Мрачным облачным днем, когда в небе то громыхали раскаты грома, то проглядывало солнце, Гримпоу увидел через окно библиотеки группу знатных людей в ярких нарядах и в сопровождении пажей и слуг. Юношу привлек шум под крытой галереей, оттуда он направился на постоялый двор, чтобы помочь Кенсе и другим слугам, которые занимались размещением недавно прибывших, повинуясь бесконечным и сбивающим с толку приказаниям брата Бразгдо. Повар беспрестанно жестикулировал и тряс брюхом, приседая в приветствиях перед дамами, выходившими из карет. Гримпоу хотел было узнать, чем может быть полезен, как вдруг увидел девушку с прозрачными, как две капли застывшей воды, глазами, которая вышла из кареты, украшенной гирляндами. Девушка остановилась перед Гримпоу, смотревшим на нее с восхищением, и подарила ему улыбку, отчего бедняга покраснел, а беспорядочные мысли понеслись в его голове, подобно стае спугнутых птиц. Впервые в жизни он ощутил любовный трепет, обжигающий бег крови в теле, отчего задрожал, как тростник под ветром. Именно тогда Гримпоу понял, что хотел сказать Побе де Ланфорг, когда рассуждал о любви и сопровождающем ее душевном беспокойстве, и ему возмечталось, чтобы сказочная встреча с девушкой со светлыми глазами длилась вечно. Однако брат Бразгдо заметил застывшего юнца и тут же отправил Гримпоу обратно в библиотеку, пока бес не попутал и не соблазнил греховными чувствами. Гримпоу неохотно подчинился и вернулся в библиотеку, но весь день занимался тем, что рассеянно пялился вдаль, погружаясь в сладостные мечтания, время от времени выходил к постоялому двору, но так и не сумел вновь увидеть юное божество, которое, казалось, возникло пред его взором из ничего, чтобы рассеяться, подобно трупу того рыцаря в горах. В последующие ночи Гримпоу не мог заснуть до утра, его преследовало прекрасное лицо незнакомки, чей голос он, казалось, слышал во сне, голос, напоминавший пение прекраснейшей в мире сирены.
Многие паломники приходили в Бринкдум по пути из Сантьяго-де-Компостела, пересекая Альпы с северо-востока на юг, придерживаясь дороги, что объединяла комарку Ульпенс и далекое французское аббатство Вецелэй; там паломники присоединялись к другим пилигримам, из Германии и Парижа, каялись и очищались от грехов у могилы местного святого в испанских землях. Но приходили и люди из ближайших комарок, их привлекала молва о чудодейственных мощах святого Дустана, хранящихся в беломраморном саркофаге в крипте обители. Святой Дустан был первым монахом-отшельником, который пришел в аббатство Бринкдум в те времена, когда в здешних лесах обитали только волки да медведи, и построил маленький деревянный скит, чтобы жить в одиночестве, не соприкасаясь никоим образом с другими людьми. Согласно легенде, его настоящее имя было Дустан де Гильоль. Считалось, что он вышел из Иерусалима вместе с Петром Пустынником и его войском, чьи ряды составляли нуждающиеся, искатели приключений и беглецы, чаявшие найти в Святой Земле конец своим бедствиям и вечное спасение, однако встретили лишь мор, собачий голод и острые клинки мусульман. Дустан де Гильоль был одним из немногих, кто выжил и вернулся из этого ада. Он объезжал деревни и города верхом на осле, подобно Христу. Осунувшийся, изможденный, босой, он продолжал свой путь, предвещая священную войну против неверных криком, воодушевлявшим всех, кто его слышал. Но однажды Дустан де Гильоль перестал появляться на дорогах, и никто больше ничего о нем не слыхал до тех пор, пока группа монахов, проходивших через горы, не нашла скит посреди леса и кости святого на полу. Ослепленные красотой гор, монахи решили остаться в долине Бринкдум и охранять мощи отшельника в крипте аббатства, которое они решили здесь возвести. Крипта вскоре стала знаменита по всей комарке Ульпенс благодаря мощам святого предсказателя. Аббатство воздвигли на том самом месте, где располагался скит, но из-за постоянных снежных лавин пришлось перенести его на нынешнее место.
Гримпоу не переставал удивляться тому, что церковь причисляет к лику святых тех, кто со рвением убивает себе подобных. На следующее же утро, ожидая увидеть в окно библиотеки девушку с прозрачными глазами среди группы странников, собиравшихся продолжить путь в Сантьяго, юноша спросил брата Ринальдо:
— Если Бог в Библии призывает к любви между людьми, почему тогда церковь превозносит крестовые походы, завоевание Святой Земли и истребление неверных?
Старого монаха удивил вопрос ученика: вдобавок он не смог скрыть своего неудовольствия.
— Брат Бразгдо рассказывал мне, что святой Дустан провел полжизни верхом на осле, провозглашая, что с ним говорил Бог и воспламенил его дух, дабы он призвал всех христиан, населяющих землю, освободить святые места Иерусалима, убивая неверных, которые встретятся им на пути, — настаивал Гримпоу.
— Брат Бразгдо болтун, не умеющий держать язык за зубами, пусть боится, как бы ему не зашили рот за такие слова, — сердито сказал старый монах.
— Так это правда? — не отставал Гримпоу.
Караван паломников между тем покинул аббатство, а он так и не увидел прекрасную девушку с прозрачными глазами.
Брат Ринальдо, помедлив, сказал:
— Три столетия назад христианским миром овладел религиозный фанатизм, который трудно объяснить. Было решено отнять Гроб Господень у мусульман, топтавших нашу величайшую святыню. Так захотел Бог.
— А кому Бог сообщил, что нужно столько жертв? — спросил Гримпоу, понимая, что этим вопросом ставит монаха в тупик.
— Бог сообщил христианам о Своем желании через папу Урбана II, Его наместника на земле в те времена. На рубеже первого тысячелетия все стремились в Иерусалим, ибо верили, что там царство небесное, но на паломников безжалостно нападали мусульмане. И тогда папа призвал знатных людей и рыцарей взять мечи и защитить паломников: «Ступайте, братья по вере, на падайте на врагов Господа, захвативших святые места!» Так начинался первый крестовый поход, в Клермоне в 1095 году. — Брат Ринальдо, казалось, воспрял, вернувшись мысленно во времена своей молодости.