Гримстоун
Шрифт:
— Но это тоже не имеет смысла, — размышляю я. — Потому что, когда я впервые услышала пианино, Том еще не начал здесь работать.
— Пианино?
— Да. Впервые я услышала, как оно играет, в первый вечер, когда мы приехали. Я еще не встречалась с Томом и даже не звонила ему.
— Верно... — в тоне Джуда нет ничего очевидного, но что-то в выражении его лица, в легкой складке губ начинает выводить меня из себя.
— Я слышала игру на пианино!
— Никто не говорил обратного.
— Твое лицо говорит само за себя.
—
Я слишком грубо откладываю метлу в сторону, так что она соскальзывает с края стойки и со стуком падает на пол.
— Кто-то вламывается в наш дом, Джуд! Это серьезно! Они действительно могут причинить нам вред, а шериф ни хрена не делает!
Джуд поднимает метлу и вешает ее как положено у задней двери.
— Это, наверное, дети, те же, кто вламывался сюда раньше. Или животное, или черт, кто знает? Я не думаю, что нам нужно переходить к психопату-убийце.
— Круто, круто... — я киваю головой, скрестив руки на груди. — Будем надеяться, что ты прав, поскольку альтернатива — это то, что нас расчленят в наших постелях!
Джуд без улыбки кивает мне головой.
— Реми, я говорю это с любовью... Ты чертовски напряжена. Мы здесь на природе…тебе стоит пойти прогуляться или что-то в этом роде.
— Ты советуешь мне немного размяться? — господи, я, должно быть, не в себе.
— Я беспокоюсь о тебе, — серьезно говорит Джуд. — Дело не только в Гидеоне — ты все время изматываешь себя, не спишь, забываешь что-то, затеваешь драки, и, без обид, выглядишь как абсолютное дерьмо собачье...
— С чего бы мне обижаться на все это?
— Я начинаю беспокоиться, что если я когда-нибудь поступлю в колледж, ты взорвешься.
— Никаких «если» — ты пойдешь. И со мной все будет в порядке.
— Если ты так говоришь.
Брови Джуда поднимаются так высоко, что скрываются под волосами.
— Я в порядке! На самом деле я потрясающе выгляжу и шериф спрашивал о моем уходе за кожей.
Губы Джуда кривятся.
— Ему следовало спросить у меня, я выгляжу ни на день не старше четырнадцати.
— Не недооценивай себя, ты мог бы сойти за шестнадцатилетку с половиной.
* * *
Джуд присоединяется ко мне за завтраком у Эммы, его мопед брошен на заднее сиденье «Бронко», чтобы он мог самостоятельно добраться домой, пока я загружаю наши припасы.
Ему требуется всего около пяти минут, чтобы съесть яйцо-пашот на тосте и допить кофе.
— Куда ты торопишься? — спрашиваю я, когда он выскакивает из кабинки прежде, чем я успеваю наполовину расправиться со своим омлетом.
— У меня куча дел.
— В сарае? — многозначительно спрашиваю я.
— Ага, — отвечает Джуд.
— Как дела?
— Примерно наполовину готово.
Он моргает, что не является хорошим знаком. Джуд всегда так говорил.
Я нажимаю чуть сильнее:
—
— Несколько вещей.
— Ладно. Что ж…
— Увидимся позже! — он едва машет рукой, прежде чем выскочить за дверь.
— Он что, только что поел и бросил тебя? — Эмма подходит к столу со свежим латте в руке. Она ставит его передо мной, а затем садится в другом конце кабинки, занимая место Джуда, пока оно не успело остыть.
— Я всегда плачу по счету, так что… не больше, чем обычно.
Эмма смеется. Ее волосы собраны в высокую прическу, оранжевые завитки спадают вниз. Сейчас, когда на дворе октябрь, на ней фартук с рисунком в виде паутины, а ногти накрашены в черный цвет. С потолка свисают бумажные летучие мыши, а в вазочках с бутонами на столешницах — по одной розе чернильно-темного цвета.
Пенка на моем латте — это колеблющаяся луна, слегка припорошенная корицей.
— Не лучшая твоя работа, — поддразниваю я.
— О, ты должна была заметить, — Эмма хмурится. — Я думаю, что эта куча хлама, наконец, на последнем издыхании...
Эспрессо-машина выпускает струю пара, похожую на отрыжку. На доске позади машины кто-то добавил объявление о пропаже кошки.
— Не могу купить другую до следующего года, летняя толпа уже расходится, — Эмма оглядывает полупустые столики. — Большинство из них уедут к Хэллоуину. Но на этой неделе у нас будет большой спрос.
— На ярмарку?
Я видела баннеры на Мэйн-стрит, обещающие Бал ведьм, Забег зомби, Хейриды с привидениями, Ночь 1000 тыквенных фонарей и что-то под названием Кровавая баня…
— Да, «Месть жнеца», — говорит Эмма без особого энтузиазма. — Они делают это каждый год.
— Звучит забавно!
— Так и есть... но Гримстоун готовится, все в масках, и все остальное... Каждый год случается что-то хреновое.
— Какого рода вещи?
— Ну... — Эмма быстро оглядывается по сторонам и понижает голос, наклоняясь через стол так, что наши головы почти соприкасаются. — Есть такой талисман фестиваля, мистер Боунс. Люди наряжаются в него. В прошлом году эту девушку из другого города затащил в парк кто-то в костюме мистера Боунса. И, я думаю, он напал на нее, но это был не один мистер Боунс, их было много, все были одеты одинаково…Она не знала, сколько их было, только то, что они продолжали... продолжали сменять друг друга...
— Господи, — у меня скручивает желудок.
— Да. Я уверена, что все это были люди из другого города, но именно поэтому мне не нравится фестиваль, он собирает грубую толпу.
Эмма обвиняет туристов, но бросает взгляд на столик шерифа в глубине зала. Шериф Шейн занимает половину своей любимой кабинки, двое его помощников втиснулись с другой стороны. Когда я оглядываюсь, один из помощников замечает это. Он подталкивает другого локтем и шепчет, и они оба смеются.
— Придурки, — бормочу я.