Гримус
Шрифт:
При этом человек на краю утеса подался вперед, потерял равновесие и сорвался вниз. Его предсмертный крик был самым обычным голосом; камни у подножия утеса оборвали этот вопль, отпустив на волю все заключенные в нем голоса.
Он видел одетого в лохмотья потерпевшего кораблекрушение, страдающего на плоту от голода и жажды; рыб, которые сами выскакивали из воды, падали в пустую миску несчастного и умирали для него.
Занимающихся любовью китов.
Видел он и множество других
Смерть: голубой флюид, голубой как море, исчез в бездонной глотке чудовища. Оставалось только жить. Отказавшись от прошлого, забыв родной язык ради языков архипелагов мира, забыв об обычаях предков ради обычаев тех стран, мимо которых он проплывал, забыв и помышлять об идеалах ввиду тех постоянно меняющихся и противоречивых идеалов, с которыми ему приходилось сталкиваться, он жил, исполняя то, что ему выпало исполнять, думая только о том, что от него требовалось, становясь тем, чем его желали видеть, надеясь только на то, на что позволено было надеяться, и выполняя все это так ловко, с такой естественной легкостью, словно здесь и речи не было о чужой воле, и потому все встречные любили его и были рады его обществу. Он любил многих женщин — без труда совершая насилие над собой и исполняя любые пожелания и прихоти своих подруг.
Несколько раз он менял имя, которым представлялся. Его лицо было таким, его кожа была такой, что во многих странах он легко сходил за местного жителя; превратив свое проклятие в своего союзника, он пользовался этим. Называться одним именем он не мог, иначе его бессмертие было бы раскрыто. И бессмертие же гнало его вперед: никогда не переставал он искать нового места, где был бы неизвестен или забыт.
Он убивал борцов за свободу для тиранов; в свободных краях он вовсю поносил тиранию.
Среди пожирателей плоти он с жаром говорил о достоинствах и придающих силу качествах мяса животных; среди вегетарианцев он со знанием дела рассуждал о душевной чистоте, коей можно добиться, отказавшись от мяса живых существ; среди каннибалов он насыщался плотью своих товарищей.
Он был мягок по своей природе, но тем не менее некоторое время служил палачом, совершенствуясь в умении владеть топором и ножом. Считая себя хорошим человеком, он предал без счета своих подруг. Лишь очень малому их числу удавалось бросить его первыми.
Прошло достаточно времени, пока он вдруг понял, что так ничего и не узнал. Он много видел и испытал, сошелся с тысячами людей и потерял счет своим преступлениям, но опустел внутри; доброжелательная гримаса без лица, вот кем он стал. Согласный кивок, приветливый наклон головы, не более.
Его тело по-прежнему было само совершенство, не изменившись ни на йоту; его разум был все так же светел и остер. Раз за разом он проживал свой физиологический день снова и снова. Вот его тело: страна незаходящего солнца.
Однажды, в одиночестве качаясь на волнах посреди очередного моря, он сказал вслух самому себе:
— Я хочу стать старше. Я не хочу умирать: просто стать старше.
Ответом ему был насмешливый крик чайки.
Взлетающий Орел начал методичные поиски Сиспи и сестры Птицепес. Он вернулся к берегам Америндии и добрался до расположенного в сердце страны Феникс, города, откуда должен был брать начало холодный след. Безрезультатно. Впечатление было таким, словно Сиспи и Птицепес не перемещались в материальном мире. Просто исчезли, и все.
— Сиспи? — переспрашивали его люди в Фениксе. — Какое чудн?е имя. Должно быть, иностранец?
После неудачи в Фениксе Взлетающий Орел решил отбросить всякую систему. Он снова вывел в море свою яхту и наудачу отправился вперед, через океаны, каналы, озера, реки туда, куда гнали его ветер и течения, кое-где останавливаясь на ночлег, расспрашивая, выпытывая, страдая и не переставая надеяться. Но нигде никто ничего не слышал ни о его сестре, ни о бродячем торговце.
Он понимал, что надежды нет; те, кого он так стремился найти, могли находиться в любом месте планетарного шара; они могли сменить имена; могли утонуть или умереть насильственной смертью; могли, наконец, просто расстаться.
Только две мысли заставляли Взлетающего Орла продолжать поиски: первая — Сиспи должен знать способ (если, конечно, такой способ вообще существует) пусть не умереть, но по крайней мере вернуть его тело к нормальному, уязвимому в той же степени, как и у других людей, и подвластному току времени состоянию. Сиспи сделает так, что он станет старше.
Второе было связано с тем давним посланием, которое бродячий торговец передал ему устами сестры Птицепес в день первой с ней встречи:
Скажи своему брату, Рожденному-от-Мертвой, что все орлы когда-нибудь обязательно поднимаются в поднебесье и там парят свободно и что все мореходы когда-то приходят к своему берегу.
Сиспи сказал это до того, как Джо-Сью стал Взлетающим Орлом; за много лет до того, как он впервые увидел море. Возможно, думал Взлетающий Орел, мореход, Сиспи умеет читать будущее.
Эти мысли не вселяли особого оптимизма, но это было хоть что-то.
Он вспомнил и другое сказанное Сиспи: Для тех, кто не пожелал выпить из голубой бутылки, существует только одно место на всем свете, и я знаю его.
Раз за разом Взлетающий Орел повторял себе: такое место есть; рано или поздно я найду его, нужно только запастись терпением; а когда я найду его, то узнаю об этом тотчас же, ведь тамошние жители будут похожи на меня. Старые или молодые, они не смогут спрятать от меня глаз. Их глаза будут похожи на мои, все повидавшие и все познавшие. Глаза вечноживущих.
Но годы уходили за годами. Так прошло много лет. Потом еще больше.
Взлетающий Орел начал задумываться о том, в здравом ли он уме. Возможно, никогда не было никакого Сиспи, сестры Птицепес, шамана и Феникса; может быть, не было даже Ливии Крамм и Деггла. Безумие могло объяснить все. Итак, все ясно — он сошел с ума.
И тогда он решительно переложил курс и повел яхту в родной порт, в порт Х на моришском берегу Мориспании. Когда он ступил на берег, взгляд его был неподвижным и отстраненным.