Грист
Шрифт:
Молли взялась пальцами за кончик своего носа и чуть-чуть его подергала; трогательный жест, умилился Андре.
— Ну и к тому же, — закончила Молли, — это же она от меня ушла.
— Ну и что это сделало с тобою и с Беном?
— Ничего. Бена я люблю, он мой лучший друг.
Она говорила в настоящем времени, но Андре предпочел этого не заметить.
— Но ты скажи мне, Молли, для какой такой радости он поменял свое имя? Вот этого я не в силах понять.
— Потому что он не был уже БАЛом.
— О чем это ты говоришь?
— Нет. Он сказал, что он нечто совсем новое. Что он больше не Бен. Впрочем, это была скорее шутка, ну, вроде шутки. Потому что он, конечно же, как был, так и остался Беном. И пусть там Тадеуш был больше чем человек, он точно был по крайней мере человеком, и этим человеком был Бен Кей. Он никогда не мог толком мне это все объяснить.
— Временная пропагация без перекрытия сознаний. У башенных, в смысле башен времени, БАЛов всегда возникала эта проблема. Интерференционные картины. Провалы. Но с Тадеушем удалось наконец подобрать нужную частоту. Сознание проникает в будущее и отражается назад с античастичным квантовым смешением.
— Вот этот кусок вашего, специалистов, жаргона я никогда не могла понять.
— Мы сотворили Бога.
Молли фыркнула, и чай брызнул у нее из носа. Она продолжала смеяться, пока к глазам у нее не подступили слезы.
— Мы сделали нечто, — сказала она, немного отдышавшись. — Нечто, весьма отличное от всего, бывшего прежде. И все же, Андре, я же знала Тадеуша. Вот уж ему-то я точно не стала бы поклоняться, никогда и ни за что.
— Некоторые придерживаются иной точки зрения.
— Тадеуш считал их полными психами. Ему было в их обществе крайне неловко.
— А как Алетея, она тоже была из таких?
— Алетея? Во всем, что касалось Тадеуша, Алетея была закоренелым атеистом. То, что сделала она, было хуже. Во много раз хуже.
— О чем это ты говоришь?
— Она в него влюбилась.
— Я не понимаю.
— Алетея влюбилась в Тадеуша.
— Но она же и так любила Тадеуша.
— Подумай-ка получше.
— Бен, — сказал Андре после секундной заминки. — Тадеуш и Бен не были одной и той же личностью.
— Да уж, положеньице было — цирк, да и только.
— Удачливым соперником Бена стал… другой вариант его собственной личности.
— В Тадеуше родился новый, улучшенный Бен. И, как легко догадаться, Алетея в него влюбилась. Загвоздка была только в том, что и Бен никуда не девался.
— Господи, — сказал Андре. — Ну и как же…
— Пикантно?
— Более чем пикантно.
Молли встала, подошла к окну и провела по стеклу пальцем, оставив на нем длинный, чуть мутноватый след. Здесь, в Конноте, освещение было ровным и спокойным, почти идеальным для нужд художника. Абрис Молли, вырисовывавшийся на фоне окна, был прекрасен.
— Таковым же было и решение, к которому эти трое в конечном итоге пришли, — сказала Молли. —
— Алетея должна была стать подобной Тадеушу.
— Как ты сумел догадаться?
— В этом есть своя, и не хитрая, логика. Возникнет новая Алетея, а старая Алетея останется Бену.
— Да, — кивнула Молли. — Логика отчаяния. Но был один неучтенный фактор.
— Сердце Алетеи.
— Совершенно верно. Она любила Тадеуша. И она не любила больше Бена. Любила, конечно, но уже совсем не так. — Молли повернулась к Андре, но тот не видел ее лица из-за яркого света, лившегося в окно. — Но она не стала вмешиваться в их планы. И вот за это я никогда ее не прощу.
— Не стала, потому что хотела быть БАЛом.
— Хотела превыше всего. Хотела больше, чем любила Бена. Больше, чем любила Тадеуша. Но она уже за это наказана, все они наказаны.
— А как она сумела обойти скрининг? Ведь, по идее, ее состояние полностью исключало…
— Ты же знаешь Бена. Тадеуш и Бен решили, что очень этого хотят. На их стороне были изобретательность и умение убеждать. Очень изощренная изобретательность и очень большое умение убеждать.
Андре поднялся и встал рядом с ней, спиною к окну. Его затылок и шея ощущали небесное тепло.
— Расскажи мне, — сказал Андре.
Он прикрыл глаза и попробовал только слушать, но уже через секунду почувствовал прикосновение — Молли взяла его за руку.
— Я — Молли и только Молли, — сказала она. — Да, я всего лишь один из аспектов, но и все они, и все слои моей пелликулы — это Молли. Все это программирование, и весь этот грист, все это тоже я, Молли. Женщина, которую ты прежде любил. Но теперь я рассеяна по всей Диафании, по всему Мету. Я вплетена во внешний грист. Я созерцаю.
— А что ты созерцаешь?
— Солнце. Я созерцаю солнце. Когда-нибудь я его напишу, но пока еще не готова. Чем больше я созерцаю, тем менее готовой себя чувствую. Скорее всего, я буду созерцать еще очень долго. — Она чуть сжала его руку. — Но я как была, так и осталась Молли. А Бен не был Тадеушем. А Тадеуш — был. И Бена ела поедом ревность, но ревность к кому? Он считал, что имеет право решать свою собственную судьбу. Мы все имеем такое право. Он считал, что у него оно тоже есть. А было оно у него или не было? Я даже и не знаю.
— Трудный вопрос.
— Это никогда не стало бы вопросом, если бы не Алетея Найтшейд.
— Что случилось? — спросил Андре, все еще не открывая глаз. Теплое пожатие ее руки. Яркий свет на его затылке. — Где ты была?
— Понимаешь, Андре, Бен вонзился прямо в сердце Тадеуша. Как нож. С тем же успехом это мог бы быть настоящий нож.
— Как он смог это сделать?
— Когда это случилось, я была в Элизиуме, — пояснила Молли.
— На Марсе?
— На Марсе. Я была в составе команды, ты же знаешь. Консультант по эстетике. Меня тогда снова наняли.