Громовержец. Битва титанов

Петухов Юрий Дмитриевич

— Да, — она ответила сразу, с такой верой и горячностью, что его бросило в жар. — Я верю тебе. Так будет. И ничто для нас не имеет значения, если мы любим друг друга. Ничто, правда?!

— Правда! — ответил Жив.

— А теперь уходи.

Жив поднялся с колен. Встал в полный рост — сильный, ладный, царственный даже в одеянии стража.

— Я скоро приду, — сказал он.

— Знаю.

— Совсем скоро!

Он всмотрелся в Яру. И увидел… нет, узнал, что и его часть перелилась в нее, что он там, в ее сердце, в ее душе. И что они на самом деле неразрывны отныне и на века. А райские кущи, дивное наслаждение и беспредельное счастье еще будут, все впереди, надо лишь не раствориться в них прежде времени, не потеряться до срока. Ибо срок близок. И они оба знали это.

Двенадцать дюжин человечьих черепов, [16]

торчащих на черных высоких кольях, обрамляли Священную Поляну. Восемь костров высоких вздымали языки пламени к небу, образуя восемь лучей пресветлой восьмиконечной звезды Матери Лады, Великой Богини и Богородицы. По три волхва застыли с воздетыми руками вокруг каждого костра. Багровые блики играли на валунах, замыкающихся в кольцо. Никто не сидел на них в ожидании княжьего слова, лишь стояло на каждом по шелому, по чаше с терпким легким медом, да лежали мечи со щитами — после этой короткой ночи щиты и шеломы станут непробиваемьми, мечи нещадно разящими, а мед вольет кровь самого Копола в жилы воевод. Гневный и радостный бог-отец, своим могучим и легким сыном снизошел в их вождя, в их князя. И теперь Куп стал самим Кополо — живым богом на земле. Воеводы лежали ниц пред огромным и плоским валуном, на котором стоял гневный и радостный, пресветлый сын божий. Они лежали с закрытыми глазами, но они знали, что именно теперь, сейчас, ведуньи-волхвицы подводят к кострам юных дев — числом восемь. И что стекается по краям поляны огромное, бесчисленное племя, горят тысячи лиц, и не только от ложащихся на них огненных бликов, горят огнем внутренним, изжигающим душу. Богородица Лада ждет. И Род-батюшка ждет. И Копола-стреловержец и сказитель тоже ждет. Нет, им не нужна кровь. Им не нужны жертвы. Ибо не изверги они и не людоеды, не чудовища, пожирающие двуногих. Лишь воли их ждут боги, коим имя общее Единый Бог, Непроизносимый и Всемогущий. Прежде, чем даровать свою благосклонность и покров во всем, знать должны — кому даруют — сильным духом и телом, или же страждущим и мятущимся, слабым и неспособным. Нет, всемогущим ничего не надо от детей их, от люда, обретающегося на земле, в лесах и полях, в горах и на водах. ^бо отцы и матери с сыновей и дочерей не жаждут иметь ничего, кроме веры в них. Ибо люди верят в богов своих. А боги верят в людей, в сынов своих. Но верят лишь в сильных… слабых жалеют и утешают, но не верят им и не верят в них. Сильный род, сильное племя не жалеет себя, превозмогает недуги и слабости.

16

До I тыс. до н. э. у русов, позже у славян, сохранялся обычай хранить черепа сраженных в бою врагов. Считалось, что они придают силы победителю и отгоняют злых духов. Кроме того, оскаленный череп один из основных атрибутов «гневного бога» Копола-Аполлона, покровителя русов-гипербореев, их вождя и отца.

— Матерь Ладо Небесная, услышь нас!!! — разом воскликнули жрецы.

— Услышь! Услышь!! Услышь!!! — многим эхом отозвалось отовсюду, будто сам вечный лес пробудился тысячами голосов.

Куп-Кополо стоял неподвижно, смотрел в черное небо. Его белокурые длинные пряди развевались по ветру, словно охваченные инеем, но не скованные им, а живые. Куп знал, что восемь молодых жизней, которые могли бы дать еще дважды и трижды по восемь жизней иных, оборвутся этой ночью, вот сейчас, и сердце его совсем не заледеневшее было пронзено болью невыносимой. Он один мог остановить начавшееся. Но он и не мог сделать этого. Копола услышал его, послал на Юг — своей всеразящей стрелой послал. Значит, он был прав в сомнениях и тревогах. Значит, душа не напрасно билась и страдала в груди его. Он должен идти на юг. И он должен принести эту жертву. Не им заведено. Не им поставлено в ряд вечного Хоро жизни. Не ему и менять полученного от пращуров. Надо терпеть. Ибо каждому своя доля. Они, там вокруг, думают, что он каменный, всесильный и всезнающий. Не ведают они, доверившиеся ему, что с большей легкостью ступил бы в пламя костра вместо дев юных, чем стоял бы здесь. Но надо стоять. Боги проверяют его. И слабым они не помогают.

— Род Небесный, Отец Всевышний, узри нас!!!

— Узри! Узри!! Узри!!!

Валун поплыл под ногами, сдвинулся, задрожал…

Но Куп-Копола не шелохнулся. Это слабость. Это нави-преты испытывают его крепость. Да! Сейчас волхвы взовут к юношам… Но он не юноша, он муж. Он вождь! Он князь! Он бог!

— Внуци наши, дети пречистые! — обернувшись каждый в свою сторону, взмолили волхвы седые в белых одеяниях. — В вашей воле вызволить дев, вызвавшихся смерть приять за род. В вашей воле взойти на костры; во благо наше, смертию смерть поправ и жертву принеся искупительную. Придите же!

Сотни светловолосых крепких и гибких парней в одних белых рубахах выступили вперед, резво бросились к кострам, прыгая сквозь страшный тын с оскаленными черепами. Но лишь четверым из них волхвы старшие возложили руки на плечи.

— Возлюбленные чада наши! Господь призывает вас, ибо любит!

Да, четверо юношей и четверо девушек. Счастливцы! Они не будут страдать, они уйдут прямо сейчас в радостный и светлый вырий, в Дворец Белеса, к лучшим из лучших их рода. И они докажут, что оставшееся в жизни земной племя имеет право на эту нелегкую, мрачную и злую жизнь. Они, лучшие и чистейшие из этого племени.

— Бог наш всемилостивый и всеблагой. Род-отец! Богиня всепрощающая и дарующая блага, Лада-мать! Они идут к вам!!!

Воеводы встали одновременно. Повернулись к кострам, щуря от ярого огня глаза. Волхвы вешали на шеи юношей и дев свят-обереги. Ведуньи подносили чаши со смертным отваром… Это были последние миги. Последние видения для уходящих из ускользающей жизни.

Они сами восходили на костры. И пламя принимало их, живых и трепетных. Оно охватывало светлые тонкие тела, и, казалось, взлетало вверх вместе с ними, к еще черным небесам… и со снопами уходящих ввысь искр небеса начинали просветляться.

Скорей! Скорей!! Молил Куп про себя. Даже его беспредельные силы, его воля твердокаменная, стальная были на исходе. Каждым нервом своим ощущал он боль смертную мучеников, объятых пламенем. И взлетал к небу с ними искрами, снопами света. Он чувствовал сразу все, что чувствовал по отдельности каждый стоящий за тыном, каждый воевода, каждый волхв с ведуньей. Все силы их душевные и телесные, извергаемые в этот ослепительный, мучительный миг, всю эту человеческую и нечеловеческую мощь он принимал в себя. И рвался к небу преисполненный мощью рода. Рвался к Роду… И к Нему, к своему Небесному Брату.

— Сияющий, кипящий всеочищающим гневом в огнях и пламени! Стремительный и Всепобеждающий свет мира нашего! Великий Воин, поющий песнь Жизни! Солнцеликий Бог наш Копола, явись к нам! — взревели громогласными голосами волхвы — в изнеможении, из последних сил, падая на колени и воздевая руки.

Последней изнурительно-сверкающей, необузданной ярью взметнулись языки пламени к просветляющимся небесам, огладили их своим светом, облобызали… и сникли, отдав души чистые и ясные Небу, опустились к черным угольям и останкам тел смертных.

И воздели высоко чаши свои воеводы. Но прежде, чем первый луч восходящего солнца озарил Священную Поляну со всеми стоящими на ней, он коснулся своим обжигающим золотом седой, заиндевевшей головы Купа-Копола, возвышающегося на валуне, растопил иней, согнал седину, превратил взметнувшиеся нимбом волосы в огненные лучи восходящего солнца

И стало светло.

Заиграли блики радостные на чашах, на лицах. Осветили их добрые и чистые улыбки. Восторженный ропот прокатился по кругу над Поляной, перерос в гул ликования. Воеводы пили меды терпкие и священные, пили кровь солнечного бога, царившего над ними — они становились его лучами, его руками, его пальцами, его силой и его властью. А вслед за ними наполнялись небесной, солнечной силой и ярью все русы, от мала до велика, от волхва до мальца, которого привела мать, не убоявшаяся холода и страха зимней навьей ночи. Солнцеликий прогнал все страхи, все немощи и туги.

— Сыне Божий! Кополо! Ты с нами!!! Ликование перерастало сам лес, вечный и не имеющий краев. Племя возвращалось к Жизни, становясь еще сильнее, добрее, живучее… И оно жаждало Жизни, жаждало свершений. Озаренные солнечными лучами стояли тысячи грозных и добрых душой лесных воев. И не хватало им Поляны. Не хватало Леса. Не хватало Мира Поднебесного… Много люда на свете белом, несчитано и не меряно по пустыням далеким, рекам, морям-окиянам, долам горним… Но только с ними Солнцеликий, способный даровать жизнь и забирать ее. Вот он — в Небе и на земле!