Гротенберг. Песнь старого города
Шрифт:
Сиола смотрела за его страданиями с немым укором и даже интересом, как, наверное, инквизитор смотрит за муками грешника. Ох, как же ей действительно хотелось убить его. Теперь — ещё сильнее. Еретик, из всех божеств обратившийся именно к Пустому. Но она напомнила себе: Оракул знает другой путь. Она покажет его ему. Даст просветление.
— Так я и знала. – Сухо выдала она.
– И как давно ты продал себя изгнаннику? Боги, возможно ли, тебя спасти? Может, получится тебя очистить от его влияния? Не под его ли давлением ты совершал те ужасные вещи, какие о тебе я слышала? Если так, то,
— Почему... — хрипло заметил он, пытаясь отдышаться, и тут же перебивая девушку, — все грехи вешаете вы на волю какого-то черного божка? Люди могут совершать ужасные поступки и без всякого указания. Вспомни, мы грабили, потому что просто хотели есть, и убивали, потому что за это нам платили. Мы были юны, но жизнь вынуждала нас так поступать. — Он припоминал промёрзлые улочки, дождь, грязь... людей, чья кровь была на его клинке после очередного заказа. Только ради того, чтобы получить драгоценную смесь лекарств. — Просто религией прикрываться же так удобно... вроде, и ни за что не ответственен, всё «голоса» и «знамения».
— Да как ты смеешь такое говорить… — её губы дрогнули от праведного гнева.
Забавно, но он не помнил, чтобы она была настолько помешана на религии. Впрочем, о чём это он? Время и беды меняют людей. Сегель выпрямился, справившись с этим неприятным давлением, ещё сильнее убеждаясь в том, что наваждения подобного толка идут от того, сколько сам человек в это верит. Определённо, здесь что-то есть такое, что ему мешает сосредоточиться. Может, хор, отголоски которого слышно здесь громче? Он не знал.
— Ты забыла? Тебя, бродяжку, приютил Диор, когда ты попыталась его ограбить в таверне. Мы тогда отмечали очередное дело, и ты попыталась стянуть мешочек с парой золотых, и пятнадцатью серебряками, которые мы с ним получили за сложное дело. – Отчего-то казалось важным напомнить девчонке о прошлом.
– Скажи мне, тебе Пустой приказал нас обокрасть? Или ты пыталась обокрасть нас, чтобы купить себе и младшей сестре поесть?
Сиола некоторое время смотрела на него с гневом, что через мгновенье сменилось искренним изумлением и сомнениями. Она будто бы не могла вспомнить то, о чём говорил наёмник, и взялась за голову. Сейчас только он разглядел на ней тонкий металлический ободок.
— А он тебя поймал за руку, — продолжал наёмник, — и сказал: «девочка, мы только-только возвратились с дела, и не порть нам праздник». Он был уже заметно потдат, а ты расплакалась, что уже несколько дней ничего не ела, а всё отдавала больной сестре. Тогда он тебя предложил обучить воровскому ремеслу, всему, что умеет, и дал тебе несколько серебряков, чтобы ты смогла со всем справиться.
— Не помню этого. — Подтвердила его догадки девушка. — Но я уже исповедалась во всем, что делала раньше. Я уже искупала свои грехи, помогая этим заблудшим людям справляться с последствиями нашего злого дела.
— И кто так тебе промыл мозг? — Едва слышно прошептал Сегель, не веря своим ушам. Сиола так рассыпалась в благодарностях каждый раз, когда они вспоминали, как познакомились. Ему даже казалось, что девушка питала искренние чувства к их капитану, и была рада способствовать их делу. Что же с ней произошло, когда
— И куда ты меня хочешь привести? – спросил он.
— Хочу познакомить с Оракулом. – Ответила Сиола, вновь воодушеляясь. — Она говорит с божествами, и предлагает спасение всем обманутым Пустым. Он ведь заставляет своих последователей творить ужасные вещи, приносить жертвы, проливать море крови, окупая свой дар, и подпитывая его жизнями других людей. Это не угодно богам. Чего стоит один только Асари, чёрный посланник Ваканта... он принёс нам мор, он принёс нашему городу смерти.
— Перейдём к сути. — Прервал её вновь наёмник. — Как это мне поможет перейти через стены основного города? Как я найду своих родных?
— Она может открыть тебе то, где находится твоя семья. То, что ты ищешь, если твои помыслы чисты. Если ты пройдёшь через ритуал... только у очищённых есть право видеться с ней. Слышать её пророчества, слышать слова истины. Слова через Вестника. Быть может, после очищения божества дадут тебе тоже цель, как и дали нам цели для жизни.
На вопрос о проходе за стены основного города болтовня Сиолы не отвечала. Она просто повторяла давно заученные фразы.
Чем больше Сегель её слушал, тем больше хотелось, чтобы она молчала. Только от её слов уже болела голова. Даже Диор не был в своих речах настолько фанатичен. Нет, его вера была... искренней. Настолько, насколько верит в существование чего-то сказочного ребёнок. Это его раздражало, конечно, но не настолько, как заученные слова. Интересно, насколько в душе она действительно верит в то, что говорит? Или здесь тоже замешана магия?
Сегель мало что, в самом деле, знал о магии. Он знал, что связываться с магией всегда опасно, и поэтому даже слабо представлял, что значит магия Ваканта. То, что он вернул руку, за отрубленную им было хорошо. Рука есть рука — из металла или из плоти, — главное, что они обе работали, как нужно. Протезирование в других королевствах ещё было, откровенно говоря, на очень слабом уровне, и больше походило на декорацию.
Его же рука была другой. Она была полной заменой прошлой, и практически ни в чем не уступала (а в чём-то даже превосходила) отрезанную: он легко мог ей отбить лезвие, не боясь повредить металл. Если раньше оставались хотя бы царапины, то сейчас даже они были поглощены новой материей. Ему ещё предстоит разобраться, что же сделал Пустой с его рукой. Как это отразится на нём? Он чувствовал, что рука теперь чем-то отличалась. Чем-то кроме внешнего вида.
Каменные аркбутаны возвышались над ними, подобно вывернутым наружу рёбрам какого-то хтонического существа.
Теперь Вакант дал ему клинок. О его свойствах он знал только то, что вся кровь неизвестным образом тянулась к нему, и поглощалась металлом, словно заостряя его с каждым убийством. Словно смерти закаляли его, и побуждали владельца продолжать кровавые расправы. Только теперь и сам клинок отличался. Не внешне, а на грани ощущения. Сегель это странным образом чувствовал: в них была странная субстанция, которой он пока не знал, как владеть.