Гротенберг. Песнь старого города
Шрифт:
— Пс, — позвал его знакомый голос. Голос капитана был совсем близко, и в то же время ему показалось, что недосягаемо далеко. Ноги не чувствовали опоры. Голова была также жёстко зафиксирована, как показалось ему. Он лежал на чём-то, — Сегель, — шёпотом снова позвал его Диор, — проклятье, да я же точно слышал, как ты дёрнул кандалами! Или не ты...? Проклятая тьма!
Сегель и рад был бы ответить, если бы мог. Когда он открыл рот, ничего, кроме сдавленного хрипа, не смог издать.
— Хвала Анно, ты живой.
Живой ли?
— Боги, я видел, как убили Огюста и Керо. Я уж было решил, что и тебя постигла их участь. Я не знаю, где Сиола. Может, её утащил кто-то из стражников — ты
Сегель хотел спросить, каким образом они умерли, но ничего не мог сказать. Ему страшно хотелось пить, тело желало полноценного сна и отдыха, а раны требовали обработки. Он боялся момента, когда придётся осознать, какие раны у него есть. Зачем только они согласились на этот чёртов заказ? Хотелось разрыдаться, и впервые за свою жизнь, помолиться божествам. Он не верил в них. Совершенно не верил, считая большую часть жителей — религиозными фанатиками, или одержимыми мистиками. Ведь, если бы они существовали и существовали так, как их описывают в талмудах и писаниях, то они бы приходили на помощь людям? Тогда не было бы ни насилия, ни жестокости. Был бы мир меж всеми, похожий и представляемый Сегелем как блаженный сон, где счастливы, где нет боли и страданий, нет голода и чумы, нет надобности в воровстве и наёмной жизни, нет зависти — нет тех пороков, которые толкают людей вроде него на кривую дорожку.
Ведь так? Ведь так это должно работать, если бы всё описанное этими фанатиками было бы правдой. Только всё это есть, и именно поэтому Сегель не мог в голове взмолиться о помощи. Никто не придёт к нему. Он был уверен в том, что Диор последний час — или сколько они уже в этом подземелье? — только и делал, что молился. Это было в его духе: просить божеств о помощи, и перед каждым новым делом просить благословения на его свершение — что Сегелю всегда казалось чем-то неправильным, учитывая, чем они занимались — и каждый раз им везло.
Каждый, кроме этого.
Сегель обречённо приподнял голову, пытаясь хоть что-то разглядеть в этой тьме, но быстро упёрся в металлическую раму, холодом обжигающую кожу, и тут же затылком приложился о дерево. Кажется, снова задел рану, и ощутил, как огнём прилила к голове кровь.
Тогда он всё-таки смежил веки так плотно, как мог, прошептав одними губами: «кто-нибудь... хоть кто-нибудь, помогите, если слышат этот зов. Я не хочу погибнуть здесь, не хочу погибнуть так» — прошептал, и смолк. Прислушался. Он ждал чего-нибудь. Знак, символ, чувство, предчувствие, голос в голове — то, что обычно описывали как «проведение», но ничего не услышал в ответ. Он вслушивался в тишину, которую нарушала капель, и слышал собственное дыхание, чувствовал стук своего сердца, но более ничего не слышал. Ни шагов, не ответа. Он не чувствовал ничего, кроме своего страха.
Божества их не слышат. Они брошены ими.
3.2
* * *
Настоящее время. Трактир «Обжигающее пламя».
Сегель распахнул глаза, и глубоко вдохнул. Он чувствовал, как холодный пот скатывается по лбу, виску, попадает на линию подбородка, и теряется в одежде. Очередной кошмар, и темнота в комнате только ещё раз резанула по его нервам. На мгновенье ему показалось, что он всё ещё в камере, смрад темницы стоял в носу отчётливо: сырость, кровь, смешанная с потом и боги знают с чем ещё. Он замер, давая глазам привыкнуть к темноте вокруг, и уже скоро различил контуры комнаты. Вдох, выдох. Как учил один знакомый стражник, когда его накрывало панической атакой. Сосредоточиться на дыхании, на
Наёмник поднялся с кровати, и зажёг пламя свечи. За окном была уже глубокая ночь, которую едва разгоняли уличные фонари. По улицам ходили люди в белых одеяниях. Видимо, это тот самый орден, о котором говорил трактирщик. Мужчина взглянул на стол, где лежали ножны со знакомым ему кинжалом. Ему хотелось бы верить, что это был сон. Просто очередной кошмар, который он переживал несколько раз. Просто в этом городе они были насыщеннее.
Он хотел бы верить, что разговор с Пустым был лишь сном, но сверток из чёрного атласа, в который были завёрнуты серебряные ножны, доказывал обратное. Сегель тяжело вздохнул, и вытащил ремонтный набор из мешка. Снял плащ, перчатки, открывая механический протез, вместо правой руки. Его нужно было периодически проверять. Только вот стоило взяться за инструмент, как он заметил одно изменение: металл протеза изменился. Теперь он был чёрным, исписанным рунами, и легче откликался.
Его дар. Да, за его плату ему был предложен этот дар. Сегель сжал механическую руку в кулак. Быстрый отклик, и будто бы лёгкость. И эта лёгкость была и не только в обновленной руке, но и во всем теле. Он почувствовал себя духом, и казалось, что вот-вот, и сможет воспарить над землёй — хотя к его сожалению, это оказалось ошибочным чувством — или стать заметно быстрее, если того захочет. Только вот... какова цена будет у этих даров? Пустой никогда не раздавал всё просто так. Он это прекрасно знал.
Сегель осмотрел карту. Его голову посетило осознание.
Центр города ещё со старых времён был огорожен высокими крепостными стенами. Это была сама старинная крепость, и форпост, насколько он знал старую древнюю историю — ещё никогда никем не был взят. Архитектор, проектировавший это здание, потом разросшееся до полноценного города, был чертовски умён. Воспользовался преимуществами местности, и реализовал их на полную катушку: так весь город оставался за чертами двух горных рек, а центр с мостами мог в любой момент их поднять. Сегель подозревал, что за годы это здание едва ли потеряло в своей неприступности, а значит, нужно было искать другие ходы.
Прошлый раз их провела во дворец служанка, которую им вручили заговорщики, и тогда он не считал нужным запоминать ветвистые туннели под замком. Теперь он уже несколько раз себя упрекнул за такую халатность, несмотря на то, что его память и без того неохотно выдавала информацию о прошлом. Снова мужчина посмотрел на карту, и покачал головой — нет, это ему ничего не даст. Нужен кто-то, кто знает замок.
Внезапно в двери раздался стук. Сегель быстро натянул перчатки, и проверил, чтобы никаким образом механика не была видна, прежде чем открыть дверь.
— Это вы ведь — странник, вернувшийся в город? — За дверью стояла девушка. Она была невысокой. Даже по сравнению с ним она была маленькой, но стройной. — Моя госпожа сказала, что вы, верно, с ней знакомы. Она говорит, что у вас был общий покойный друг — капитан Дион.
— Диор, — поправил Сегель, а потом в размышлениях глянул в сторону. Туда же, куда он проходил за Пустым. Однако, как он и предполагал: никакой двери там не было и в помине. С одной стороны, нет ничего странного в приходе этой девушки, у Диора было много знакомых. Он человек общительный, и, несмотря на работу, был человеком чести. Никого не убивал из непричастных, и старался, чтобы цели умирали безболезненно — для этого у него даже был особый клинок. С другой стороны — он никого не извещал о том, что приехал, или собирается приехать в город. Даже на письма родных, в итоге не до конца уверенный в том, что он делает, не ответил. Трактирщик его имени не спрашивал, а он — не называл.