Гротески
Шрифт:
– Я лично не так уж ценю человеческую жизнь, - сказал Ангел. По-моему, для многих людей самое подходящее место - могила.
– Очень возможно, - раздраженно отпарировал гид.
– Errare est humanum {Человеку свойственно ошибаться (лат.).}. Но я со своей стороны предпочел бы быть мертвым человеком, чем живым ангелом, - люди, по-моему, более милосердны.
– Ну что ж, - сказал Ацгел снисходительно, - у всякого свои предрассудки. Вы не могли бы показать мне какого-нибудь художника? У мадам Тюссо {Лондонский музей восковых фигур, где, между прочим,
– Они в последнее время отказываются от этой чести. Вот в Корнуэлле мы могли бы, пожалуй, встретить и живого художника.
– Почему именно в Корнуэлле?
– Не могу вам сказать, сэр. Что-то в тамошнем воздухе им благоприятствует.
– Я голоден и предпочитаю отправиться в Савой, - сказал Ангел, прибавляя шагу.
– Вам повезло, - шепнул гид, когда они уселись за столик перед блюдом с креветками.
– Слева от вас, совсем рядом, сидит наш самый видный представитель мозаической литературной школы.
– Тогда приступим, - сказал Ангел и, повернувшись к своему соседу, любезно спросил:
– Как поживаете, сэр? Каков ваш доход?
Джентльмен, к которому он обратился, поднял глаза от своей креветки и отвечал томным голосом:
– Спросите у моего агента. Есть вероятие, что он располагает нужными вам сведениями.
– Ответьте мне хотя бы на такой вопрос, - сказал Ангел еще более учтиво.
– Как вы пишете ваши книги? Ведь это, должно быть, упоительно вызывать из небытия образы, созданные вашим воображением. Вы дожидаетесь вдохновения свыше?
– Нет, - отвечал писатель.
– Я... нет! Я... э-э-э...
– и он закончил веско:- Я каждое утро сажусь за стол.
Ангел возвел глаза к небу и, повернувшись к гиду, сказал шепотом, чтобы не проявить невоспитанности:
– Он каждое утро садится за стол! Господи, как это хорошо для коммерции!
VI
– Здесь, сэр, мы можем получить стакан сухого хереса и сухой сандвич с ветчиной, - сказал гид, - а на десерт - запах пергамента и бананов. Затем мы пройдем в зал номер сорок пять, где я вам покажу, как основательно изменилось наше судопроизводство за то недолгое время, что прошло после Великой Заварухи.
– Неужели закон в самом деле изменился?
– сказал Ангел, с усилием отпилив зубами кусок ветчины.
– А я думал, он не подвержен переменам. Какого же характера дело там будет разбираться?
– Я счел за благо выбрать дело о разводе, сэр, чтобы вы не уснули под воздействием озонированного воздуха и судейского красноречия.
– Ах так?
– сказал Ангел.
– Ну что ж, я готов.
Зал суда был переполнен, они с трудом нашли свободные места, и какая-то дама тут же уселась на левое крыло Ангела.
– Такие процессы всегда собирают много публики, - шепнул гид.
– Не то что когда вы были здесь в девятьсот десятом году!
Ангел огляделся по сторонам.
– Скажите, - спросил он вполголоса, - который из этих седовласых судья?
– Вон тот, в круглом паричке, сэр. А там, левее, присяжные, - добавил гид, указывая на двенадцать джентльменов, расположившихся в два ряда.
– Каковы они в личной жизни?
– спросил Ангел.
– Думаю, что отнюдь не безупречны, - улыбнулся гид.
– Но, как вы скоро убедитесь, по их словам и поведению этого не скажешь. Это присяжные первого класса, - добавил он, - они платят подоходный налог, так что их суждения в вопросах нравственности очень и очень ценны.
– Лица у них умные, - сказал Ангел.
– А где прокурор?
– Что вы, сэр!
– с живостью воскликнул гид.
– Это ведь гражданское дело. Вон истица - та, у которой глаза в трауре, а губы чуть подкрашены, в черной шляпе с эгреткой, с ниткой жемчуга и в скромном, но сшитом по моде черном костюме.
– Вижу, - сказал Ангел.
– Интересная женщина. Она выиграет дело?
– Мы это так не называем, сэр. Ибо, дело это, как вам, вероятно, известно, печального свойства: рушится семейный очаг. Постановление о разводе не доставит ей радости, так я, по крайней мере, предполагаю. Впрочем, при ее внешности, еще сомнительно, утвердит ли его Королевский проктор.
– Королевский проктор? Это еще что такое?
– А это такой небесный консерватор, по должности своей воссоединяющий тех, кого человек разлучил.
– Я что-то не понимаю, - сказал Ангел раздраженно.
– Видимо, я должен разъяснить вам, - зашептал гид, - в каком духе наше правосудие подходит к таким делам. Вы, конечно, знаете, что назначение нашего закона - карать преступника. Поэтому он требует от невиновной стороны, каковой в данном случае является эта леди, сугубой невиновности не только до того, как она получит развод, но и еще в течение шести месяцев после этого.
– Вот как?
– сказал Ангел.
– А где виновная сторона?
– Вероятно, на юге Франции, вместе с новым предметом своей привязанности. Их место - под солнцем, ее - в зале суда.
– Вот чудеса!
– сказал Ангел.
– Ей так больше нравится?
– Есть женщины, - сказал гид, - которые с удовольствием появляются где угодно, лишь бы их могли увидеть в красивой шляпе. Но большинство предпочло бы провалиться сквозь землю.
– Эта, на мой взгляд, на редкость привлекательна, - живо отозвался Ангел.
– Я бы не хотел, чтобы она провалилась сквозь землю.
– Независимо от привлекательности, - продолжал гид, - они, если хотят освободиться от обидевшего их лица, принуждены выставлять свое сердце на всеобщее обозрение. Это необходимо для того, чтобы покарать обидчика.
– Какая же кара его ожидает?
– спросил Ангел простодушно.
– Он получит свободу, а также право наслаждаться жизнью на солнышке со своей новой подругой до тех пор, пока не сможет вступить с нею в законный брак.
– Для меня тут какая-то загадка, - едва слышно произнес Ангел.
– Не это ли называется свалить с больной головы на здоровую?