Гротески
Шрифт:
– Что вы, сэр! Закон никогда не допустит такой ошибки. Вы судите односторонне, а это не годится. Эта леди - верная, жестоко обиженная жена (будем, во всяком случае, надеяться, что так), которой наш закон обеспечивает защиту и помощь, однако в то же время она, в глазах закона, заслуживает известного порицания за то, что пожелала прибегнуть к этой защите и помощи. Ибо, хотя закон теперь чисто государственное дело и не имеет никакого отношения к церкви, он втайне все еще придерживается религиозного правила "вступил в брак - и крышка" и считает, что, какому бы небрежному или жестокому обращению ни подвергалась замужняя женщина, ей все же не следует желать свободы.
– Ей?
– переспросил Ангел.
– А мужчина разве
– Что вы, сэр! Очень даже часто.
Но мужчину ваш закон не считает за это достойным порицания?
В теории, может быть, и считает, но тут есть одно тонкое различие. Как вы можете убедиться, сэр, правосудие отправляют исключительно лица мужского пола, а они просто не могут не верить в божественное право мужчин на более легкую жизнь, чем у женщин; и хотя они этого не говорят, но, понятно, считают, что муж, обиженный женой, пострадал больше, чем жена, обиженная мужем.
– В этом кое-что есть, - сказал Ангел.
– Но скажите, как действует этот оракул - на всякий случай не мешает знать!
– Вы имеете в виду необходимую процедуру, сэр? Сейчас я вам ее разъясню. Такие дела бывают двух категорий: обозначим их для удобства "ажур" и "уловка". Так вот, в случаях "ажур" истице достаточно получить от супруга синяк под глазом и заплатить сыщикам, чтобы они установили, что он водит слишком тесную дружбу с другой женщиной; мужчине же даже не нужен подбитый глаз - он просто платит сыщикам за то, чтобы они добыли ему те же необходимые сведения.
– Почему такая разница?
– Потому что, - отвечал гид, - женщины - слабый пол, а значит, надо, чтобы им было труднее.
– Но ведь англичане славятся своим рыцарством?
– Совершенно верно, сэр.
– Так как же...
– начал Ангел.
– Когда эти условия выполнены, - перебил его гид, - можно вчинить иск о разводе, причем другая сторона либо защищается, либо нет. Что касается дел категории "уловка", в которых истицей всегда выступает жена, то разобраться в них труднее, прежде всего потому, что они, в свою очередь, подразделяются на "уловку простую" и "уловку сложную". Первая - это когда жена не может уговорить мужа остаться с ней и, узнав от него, что он водит тесную дружбу с другой, желает от него освободиться. Она тогда заявляет суду, что хочет, чтобы муж к ней вернулся, и суд предлагает ему вернуться. Если он послушается, тогда ей остается только пенять на себя. Если же он не послушается, что более вероятно, она имеет право после небольшой отсрочки вчинить иск, приложив к нему добытые ею сведения, и получить развод. Возможно, что именно такое дело сейчас и будет разбираться, а возможно, что и нет, и тогда, значит, это "уловка сложная". Если так, то супруги, убедившись в невозможности поддерживать мало-мальски приличные отношения, в последний раз дружески посовещались и решили расстаться; а дальше все идет, как в случаях "уловки простой". Но жена должна всячески стараться внушить суду, что она жаждет, чтобы муж к ней вернулся, ибо в противном случае это расценивается как преступный сговор. Чем сильнее ее желание с ним расстаться, тем старательнее она должна изображать обратное. Но в общем-то эти дела самые простые, поскольку обе стороны единодушны в своем желании освободиться друг от друга, так что ни он, ни она ничем не тормозят движения к желанной цели и достигают ее довольно быстро.
– А доказательства?
– спросил Ангел.
– Что должен сделать мужчина?
– Провести ночь в гостинице с дамой. Одного раза достаточно. И если только утром их застанут вместе, больше ничего не требуется.
– Гм!
– сказал Ангел.
– Вот уж поистине окольные пути! Неужели нет способа более простого и не требующего искажения истины?
– Нет, сэр! Вы забываете о том, что я вам говорил. Сколько бы люди ни страдали от совместной жизни, наш закон лишь с большой неохотой разрешает им расстаться; поэтому он и требует, чтобы они сперва совершили безнравственный поступок, либо солгали, либо и то и другое.
– Интересно!
– сказал Ангел.
– Поймите, сэр, когда мужчина говорит, что берет в жены женщину, а женщина - что берет в мужья мужчину на всю жизнь, пока смерть не разлучит их, то считается, будто они все друг о друге знают, хотя законы нравственности не разрешают им, конечно, знать что-либо действительно важное. А поскольку по целомудренному знакомству почти невозможно судить, будут ли они по-прежнему желать общества друг друга после того, как узнают все, они, естественно, идут на это "вслепую", если можно так выразиться, и, чуть что, готовы заключить союз до гробовой доски. Ибо для человека, который видит счастье перед собой, в двух шагах, слова "до гробовой доски" - пустой звук. А из этого нетрудно понять, как важно затруднить им путь к избавлению друг от друга.
– Мне бы не понравилось жить с женой, которая мне надоела, - сказал Ангел.
– Сэр, - произнес гид доверительно, - под этими словами охотно подписались бы все мужчины нашей страны. Думаю, что и женщины тоже, если бы вы, как муж, им надоели.
– Ну, знаете!..
– протянул Ангел с самодовольной улыбкой.
– Я вас понимаю, сэр; но разве это не убеждает вас в необходимости заставлять людей, надоевших друг другу, жить вместе?
– Нет, - отвечал Ангел с режущей слух откровенностью.
– Не стану от вас скрывать, - честно признался гид, - кое-кто считает, что наши законы о браке следует поместить в музей как своего рода уникум; и хотя они служат к увеселению публики и обогащению юристов, их не могут постичь ни люди, ни ангелы, если не владеют ключом к этой загадке.
– Каким ключом?
– спросил Ангел.
– Сейчас я вам дам его, сэр. У англичан есть особый талант - принимать тень за сущность. "Если нам кажется, рассуждают они, что наши браки, наши добродетели, наша честность и счастье существуют, значит, так оно и есть". Следовательно, брак, пока мы его не расторгли, остается добродетельным, честным и счастливым, хотя бы супруги были неверны, лживы и глубоко несчастливы. Ставить брак в зависимость от взаимной симпатии - это было бы ужасно! Мы, англичане, не выносим даже мысли о поражении. Расторгнуть несчастный брак значит признать, что жизнь кого-то победила, а мы скорее допустим, чтобы другие проводили свои дни в тоске и горе, нежели признаем, что представители нашей нации столкнулись с чем-то непреодолимым. Англичан не прельщает брать от земной жизни лучшее, они отлично обходятся одной видимостью.
– Стало быть, они верят в загробную жизнь?
– Верили в значительной мере вплоть до восьмидесятых годов прошлого века и к этому приспособляли свои законы и обычаи, а с тех пор еще не успели перестроиться. Мы несколько неповоротливы, сэр, всегда на одно-два поколения отстаем от собственных убеждений.
– Так, значит, веру свою они утратили?
– В таком вопросе, сэр, трудно оперировать точными цифрами, но можно считать, что от силы один взрослый из каждых десяти сохранил хотя бы тень того, что можно назвать верой в жизнь будущего века.
– И остальные предоставляют этой одной десятой распоряжаться их судьбой по своему усмотрению?
– удивился Ангел.
– Они что же, воображают, что их супружеские неурядицы будут улажены на небесах?
– Тут все очень туманно. Некоторые случаи было бы трудно уладить без двоеженства: ведь и по общему мнению, и по закону, люди, чей брак был расторгнут, могут вступить в брак вторично.
– А дети?
– спросил Ангел.
– Думается, это немаловажный пункт.
– Да, сэр, дети - это, конечно, затруднение. Но ключик мой подойдет и здесь. Если только брак кажется счастливым, то уже неважно, что дети знают обратное и страдают от родительских разногласий.