Гроза 1940
Шрифт:
– Да успокойся ты! – Почти кричал ему санитар. – Ничего страшного нет! Легкая рана. Осколок вскользь рубанул! Ходить сейчас, конечно, не сможет, но за пару недель затянет! Уж поверь мне, я такие раны не один раз видел.
Иван пришёл в себя, когда санитар скрылся за очередным поворотом траншеи. Окинул взглядом окрестности. Где–то в глубине немецких позиций гремели взрывы, трещали очереди автоматов и пулемётов, хлопали выстрелы винтовок – бой смещался в глубину квартала. Кажется атака удалась и батальоны их полка прогрызали оборону противника, устремляясь навстречу звукам боя, доносящимся с противоположной стороны кольца окружения. Иван легонько, как пушинку, поднял Ольгу на руки, двинулся в тыл позиций своего батальона, стараясь обходить завалы кирпича и торчащие из него куски дерева
– Тебе не тяжело? – Прошептала она.
– Да что ты! – Ответил ей Иван. – Я тебя всю жизнь на руках носить буду.
Ольга притянула его к себе, впилась губами в его губы, чувствуя как разливается по жилам жар, дурманит голову.
– И что здесь происходит? – Раздался неподалёку от них насмешливый голос.
Оторвавшись от Ольги Иван с изумлением увидел в паре метров от себя генерала в сопровождении довольно многочисленной свиты. Все они с улыбками рассматривали их. Не было гнева и в генеральском лице.
– Товарищ генерал, разрешите доложить. – Иван поторопился ответить, так как Ольга вжалась лицом в его грудь, стесняясь посмотреть на командира дивизии, вопреки желанию которого она с таким трудом прорывалась на передовую. – Боец Ковалёв из снайперской пары, выношу с поля боя раненого напарника.
– Напарника значит? – Комдив откровенно веселился. – Ну ладно, боец Ковалёв, неси напарника дальше. Не забудь только на свадьбу пригласить!
Свита жизнерадостно грохнула смехом. Обтекая застывшего столбом снайпера, генерал со свитой заспешил вперёд, где звуки боя всё дальше отдалялись в глубину немецких позиций.
– Ваня, что теперь будет? – Прошептала Ольга, когда комдив скрылся за развалинами ближайшего дома.
– Что, что? – Пробурчал Иван. – Сама слышала, что генерал сказал. Свадьба будет. Считай это приказом командования.
Ольга молча уткнулась лицом в его плечо. Иван передвинул руки так, чтобы они были как можно дальше от раны и двинулся в тыл, отдаляясь от гремящего вдалеке боя.
Гюнтер судорожно боролся с накатывающей тошнотой, голова пульсировала острой болью, отдаваясь на каждый удар сердца по привычке гнавшего тяжелую как ртуть кровь в мозг. Пересохшее горло хрипело что–то нечленораздельное, хотя остатки сознания пытались протолкнуть через него просьбу о глотке воды. Наконец кто–то намочил ему спекшиеся губы, помогая им раскрыться и в горло потекла живительная струя. Гюнтер судорожно глотнул, вода заскользила внутрь, возвращая тело к жизни. Гюнтер глотал воду, боясь что не успеет утолить жажду до того как она закончится. Напившись он попытался открыть глаза, с третьей попытки ему удалось это сделать. «"Почему небо зелёное?"» – сверлила гудящую голову непрошенная мысль, пока мутный взгляд скользил по нависшему над ним пологу палатки. Гюнтер попытался сосредоточиться – что же с ним произошло. Память вдруг вернула искаженное лицо Курта, пытавшегося что–то ему крикнуть, грохот снаряда и острую боль в затылке.
Перед глазами появилось чьё–то лицо, Гюнтер попытался сосредоточиться, но лицо всё время ускользало, то расплываясь белесым пятном, то затягиваясь кровавым туманом.
– Господин гауптманн, вы меня слышите? – Раздался из этого тумана голос фельдфебеля Мюллера.
– Где я? – Прохрипел Гюнтер.
– В плену мы у русских, господин гауптанн, в госпитале для раненых. – Мюллер торопился высказать ему все новости, пока Гюнтер был в состоянии понимать его. – Операцию вам уже сделали, вытащили из головы осколок. Теперь вот сюда положили. А я в палатке за дежурного назначен, так как у меня ранение самое лёгкое. Перелом руки у меня. – Перед лицом Гюнтера проплыло что–то белое, кажется фельдфебель попытался продемонстрировать ему свой гипс.
– А Курт где? – Собрался с силами для второго вопроса Гюнтер.
– Обер–лейтенант жив. – Донеслось до него из тумана, который никак не желал рассеиваться. – Он вас и притащил сюда. А самого его вместе с остальными солдатами дальше увели…
Фельдфебель рассказывал что–то ещё, но Гюнтер уже проваливался в спасительную темноту, отгораживающую
30 мая 1941 года
Прибалтика
Прорваться удалось относительно легко. Не ожидавшие удара на этом направлении русские откатывались в сторону, освобождая путь для гремящих гусеницами панцеров и бронетранспортёров, спешащих в пробитую брешь на восток.
Генерал Манштейн провёл биноклем над местом прорыва, в пыли и пламени мелькали спины его солдат, подчищавших оставленные русскими позиции. Генерал довольно усмехнулся – приятно сознавать, что ты, как всегда, прав. Нет, не зря он приложил столько усилий, убеждая командующего и его штаб в необходимости нанести удар именно на этом направлении. Тем более приятно, что эти бездарности, неизвестно по какому признаку вознесённые Гитлером в его командиры, приходили в ужас от его предложения, и старательно доказывали, что на предложенный им маневр попросту не хватит горючего.
Идиоты, не способные сделать выводы из событий последней недели! Дураки, старательно цепляющиеся за цифры, и думающие, что на русских подействует количество железных коробок, которые они потащат за собой. Какой смысл тратить бесценный, в данной ситуации, бензин на бесполезные в боях с русскими легкие панцеры. И «"двойки"» с их малокалиберными (всего 2 см) автоматическими пушками, и чешские 35t с их калибром в 3,7 см хороши были против пехоты, или, в крайнем случае, против лёгких танков БТ и Т–26, но здесь им пришлось столкнуться с противником, который превосходил их не только количественно, как во Франции и Бельгии, но и качественно. Этого врага нужно брать манёвром и хитростью. Конечно, он не предлагает бросить лёгкие панцеры. Они ещё должны послужить. Залить им горючего по минимуму, чтобы хватило прорвать оборону. Вероятнее всего большинство из них из этого боя не выйдет, но они хотя бы принесут пользу. А в прорыв пойдут более совершенные «"тройки"» и «"четвёрки"».
Пусть русские сильнее, но они не могут быть сильнее везде. Обязательно найдётся несколько мест, где они не ожидают удара – вот туда и надо бить. Он согласен, что с тактической точки зрения выбранное им место прорыва не самое удачное. Так и противник думает точно также, что только что подтвердили солдаты его корпуса. Удара на северовосток сталинские генералы конечно не ожидали.
Дорогу на Укмерге прикрывал пехотный батальон и батарея 45-миллиметровых пушек. Единственно, что настораживало – солдаты противника даже не пытались отходить. С мрачной решимостью фанатиков они держались в своих окопах, даже когда его панцеры проходили у них над головами. Впрочем, оказалось, что для его танкистов это был последний подвиг. Русские закидали их бутылками с зажигательной смесью, превратив грозные боевые машины в чадящие железные костры. С не меньшим бесстрашием действовала артиллерия. Обнаружить батарею удалось, только когда она открыла огонь в упор – метров с четырёхсот. И подавить её смогли, только проутюжив гусеницами позиции. Правда, до этого русские пушки успели сжечь не меньше десятка панцеров, и ещё три были подбиты на самой батарее.
Откровенно говоря, размеры потерь пугали. И хотя лёгкие панцеры были всего лишь разменной картой, никто не думал, что придётся оставить их так много – двадцать восемь, прорывая позиции одного батальона. Тем более что и пехотный полк шедший первым эшелоном потерял не менее батальона убитыми и ранеными. Русские, в конце концов, отошли, прикрываясь опушкой леса, но, похоже, сделали это по приказу, что не радовало генерала Манштейна.
Но дело сделано! Несомненно, что командир русского батальона, если он остался жив, поторопится доложить своему начальству о прорыве. «"Гениальные"» сталинские стратеги проведут прямую линию по карте, упрутся в Санкт–Петербург и немедленно поднимут панику, перебрасывая к Даугаве все наличные резервы. У Манштейна не возникало и тени сомнения, что эти кретины будут вести себя именно так. Со временем, естественно, найдётся и там умная голова, но он уже будет спешить на север, а потом на запад, опережая своих противников на несколько шагов. Ему бы только добраться до первых, пригодных для его панцеров, дорог и мостов.