Гроза на Шпрее

Дольд-Михайлик Юрий Петрович

— Где гарантия, что интересы частного лица не противоречат заповедям любви и милосердия, которые исповедует святая католическая церковь? — наконец спросил монсиньор Алоиз, подняв глаза на Григория.

— Я просил бы вас присутствовать при моей беседе с падре. Из нее вы узнаете, что речь идет о большой сумме денег, которую падре хочет передать на нужды церкви. Я могу помочь ему сделать это, в благодарность за заботу о близком мне человеке.

— Хорошо! — монсиньор Алоиз поднялся, держа в руке маленький серебряный звоночек.

— Попросите падре Антонио немедленно спуститься сюда! — приказал надзиратель

колледжа молодому худощавому монаху, который бесшумно, словно привидение, возник в дверях. Выслушав приказание, тот низко поклонился и так же бесшумно исчез.

— У меня к вам просьба, монсиньор… — Григорий замолчал, словно взвешивая каждое слово, которое собирался произнести. — Не знаю, должен ли я, могу ли я… видите ли, положение, в которое я себя поставил… и возможные последствия…

— Вы можете быть вполне откровенны, сын мой!

— Откровенен… я стремлюсь к этому всем сердцем. Но когда в душе такое смятение, когда ты сам не знаешь правильно ли поступил, пренебрегая обязанностями службы во имя голоса совести… Постараюсь коротко: мне поручено вернуть падре Антонио в Испанию, конечно, с деньгами, которые он считает собственностью церкви, а я стараюсь спасти его от неминуемого наказания. Если кто-нибудь узнает о том, что я его предупредил…

— Вы хотите сохранить в тайне вашу встречу с падре Антонио?

— Да, монсиньор, о падре, возможно, будут расспрашивать.

— Осквернить свои уста ложью?.. Вы понимаете, чего требуете от меня?

— Существует тайна исповеди. Считайте, что я исповедовался перед вами… И существует неприкосновенность убежища для всех гонимых и страждущих, как вы сами сказали… К тому же падре Антонио не совершал никакого преступления. Оставив кесарю кесарево, он забрал лишь то, что принадлежит богу.

В глазах Алоиза Орсини вспыхнули насмешливые искорки:

— Ого, вы даже заботитесь о делах небесных?

— О земных. Хотя как на это взглянуть. Если спасение несчастной женщины и больного ребенка считать актом милосердия… Вы, вероятно, слышали от падре историю Агнессы Менендос и ее дочери?

— Да, но слышал и другое: вы хотите отвратить ее сердце от единственного утешения, какое у нее есть, — от веры в высшее провидение.

— Девочке прежде всего необходим хороший врач, монсиньор. Мы живем не в средневековые времена, а в двадцатом веке, когда диалог между наукой и религией стал вполне реальным и уже ведется.

— Мне нравится ваша откровенность, сын мой, она больше всего убеждает в чистоте ваших помыслов.

Настоятель колледжа поднялся и вышел из-за стола.

— Я считаю, что мне не нужно присутствовать при вашей беседе с падре, и поэтому прощаюсь.

Произнеся еще несколько любезных слов, монсиньор Алоиз Орсини открыл боковую дверь, которая, должно быть, вела в его личные апартаменты.

Григорий остался в кабинете один. Очень хотелось курить, он вынул сигарету, достал зажигалку, но вдруг спохватился; здесь, наверно, нельзя курить. И курительные принадлежности отправились обратно в карман.

Навязчивая мысль об одной-единственной затяжке, сводчатый потолок, нависший над головой, толстые стены, сквозь которые, казалось, не проникал ни малейший звук — все это страшно нервировало Григория. Вообще последнее время он испытывал острое недовольство собой, потому что

раздражительность его с каждым днем возрастала. Это и понятно. Стоять почти на пороге свободы и сдерживать себя, чтобы не переступить его, потому что по собственной инициативе взвалил себе на плечи заботы об Агнессе, прибавив к ним дела значительно более важные, связанные с Рамони и всей его стаей. Во всех уголках земного шара зашевелились, задвигались ядовитые пауки и без устали ткут да ткут свою пряжу, и если не разорвать ее вовремя, они опутают ею весь мир. Чтобы избавиться от этого, надо любой ценой достать список военных преступников, переправленных через Италию. Ведь места пребывания этих фашистов — потенциальные очаги будущих пожарищ. Этот список Рамони неосмотрительно хранит у себя на вилле. Любопытно, значатся ли в списках те, для кого именно колледж был убежищем и перевалочной базой? Наверно, нет! У Ватикана своя политика. Поэтому здесь всячески затушевывают позорное поведение папы Пия XII, который, открыто встав на сторону фашизма, принес немало вреда движению Сопротивления и затратил много усилий, чтобы христианско-демократическая партия откололась от Комитета национального освобождения, созданного в 1943 году. Времена изменились, итальянский народ доказал, что он ненавидит фашизм, и действовать теперь приходится осторожно… Поэтому и тайны монсиньора Алоиза Орсини, такого ласкового и нежного, что хоть к ране прикладывай, запрятаны слишком глубоко…

Появление падре Антонио вернуло Григория к заботам сегодняшним. Падре вошел быстро и, лишь переступив порог, замедлил шаг, одновременно склонив голову в почтительном поклоне.

— Простите, монсиньор, я был в самой… — слова замерли у него на губах, глаза округлились. — Фред Шульц? Вы?

— Все дороги ведут в Рим… Помните наш ночной разговор?

— Да, это были ваши последние слова. Но я не придал им значения — вы же собирались остаться там, надеясь превратить какой-то камень в хлеб.

— У вас хорошая память, падре, но я позволю себе напомнить о главном в нашем разговоре: вы обязались достать визы для Агнессы, Иренэ, Педро, Пепиты, устроить их в безопасном месте и, получив отступное, — не побоимся этого слова — навсегда позабыть об их существовании. Это условие выполнено?

— Частично, но не по моей вине. В дороге заболел Педро, нам пришлось заехать на родину Пепиты, оставить там мальчика и служанку. Патронесса обеспечила их всем необходимым.

— Где сейчас синьора Менендос и Иренэ?

— По приезде в Италию синьора повела себя весьма странно. Она отказалась от моих услуг и ее отношение ко мне стало откровенно враждебным. Да, да, враждебным, как ни больно мне, ее духовнику, признаваться в этом. Все мои старания договориться ни к чему не привели. Я вынужден был покориться и оставить ее в покое.

— Не забыв, конечно, об обещанной компенсации?

Глаза падре сердито блеснули.

— Вы знаете, сын мой, я заботился не о личном имуществе. И, вообще, что значат наши мелкие раздоры сейчас, когда святая католическая церковь готовится к развернутому наступлению на коммунизм? Не сегодня-завтра святейший папа отлучит от церкви всех католиков, которые в той или иной мере солидаризируются с коммунистами, обольщенные их лицемерными лозунгами борьбы за мир. Это послужит началом…