Гроза над Миром
Шрифт:
– Боло! Вы лгали дважды. В первый раз, когда сказали, что Банк работал честно. Второй: что не вели тайную бухгалтерию, распихав активы Острова по секретным счетам. Но вы недооценили скрупулезность рядовых клерков... На прощанье: вы очень мне нравились.
– Встать, - велел Гордей.
Боло замешкался и его выволокли из-за стола, пинками повалили на колени. Он успел коротко застонать от ужаса, когда свистнуло тяжелое широкое лезвие. Отделившаяся от туловища голова с мягким стуком упала на груду опилок. Палач опустил окровавленный тесак и, подняв отрубленную голову Магистра за рыжую бороду, бросил ее к ногам Наоми.
Мы обомлели. Я, привычный ко всему, и то ощутил себя не в своей тарелке. Пини стискивала сплетенные пальцы рук. А на лбу и над верхней губой Наоми загорелись алые брызги крови!
– Аккуратней, пожалуйста, - строго заметила она, вытирая лоб платком и облизывая губы, - Гордей! Я вам не вампир какой. И... уважаемый профессор Дар... Прошу только говорить конкретно, а не заниматься рукоблудием.
Впалые щеки Дара задергались.
– Э-э... м-м-м... вы,... вы хулиганка!
– Профессор, вы так воспитаны, что даже ругаться не умеете. Я тоже вежлива с вами, не так ли? Думаю, вас всегда коробили обман и ложь, в которых погряз Банк. Вы спокойно можете дать волю своей натуре и привести описание ваших предосудительных дел в должное соответствие с истиной.
Дар нерешительно встал.
– М-м... да, некоторым образом... я упустил кое-какие детали...
Признания полились потоком, мы дивились вдруг открывшейся словоохотливости Дара. Григ Децим смотрел на него с отвращением. Наконец не выдержал:
– Когда поедаешь добро господина своего - ешь осторожно и двумя пальцами, чтобы оно не застряло в горле! Какая неслыханная афера! Жадные свиньи!.. вдоволь наругавшись, он вдруг по-мальчишески смущенно улыбнулся Наоми.
– Госпожа Вартан, от имени Совета Ганы выражаю поддержку ваших радикальных действий.
– Состав правления будет полностью обновлен, - подхватила Наоми, - И образуется наблюдательный совет из представителей Ганы и Острова! Но... господа, я не разделяю вашего предубеждения против профессора Дара - он нам очень помог. Он человек честный, только... случайно сбившийся с пути. Доверим ему формальное главенство над Магистратом, пока не решится вопрос о преемнике Боло Канопоса.
Я восхитился ее точным расчетом: Дар всецело в наших руках и отработает сторицей сохраненную ему жизнь. Он тоже это понимал, в глазах его стояли слезы.
– Э-э... да. Благодарю вас...
– он неловко поклонился Наоми и вдруг сказал нечто совсем неожиданное:
– Много лет... да... Но я хорошо ее помню: семнадцать лет, гениальная девочка, математик. Если б не неожиданная смерть, не сомневаюсь, Ученый совет избрал бы ее... по окончании курса.
– Вы имеете в виду...
– задумчиво протянула Наоми.
– Великим Магистром по вековой традиции должен быть не торгаш, а ученый. Избранием Уильяма Канопоса этот принцип был нарушен. Мы думали...
– Что он станет заместителем, опытным в делах при номинальном (долгое время) молодом правителе?
– Она тоже так считала. Говорила: "Мне без него будет трудно, лучше откажусь совсем".
– Я поняла, но объясните остальным, о ком речь.
– Самый выдающийся ум, какой я знал: Левкиппа Картиг...
В наступившем молчании мы услышали вздох Пини. В воздухе стоял тяжелый запах крови.
Университетская библиотека поражала. Мы примостились в кабинете, стены которого сплошь скрывались за книжными стеллажами. Здесь часто работала Левкиппа. Лежащая передо мной на столе книга называлась "Рекурсивные функции".
– Я даже не знаю, что это такое, - сказала Пини.
– А для Левки было - раз плюнуть.
Наоми небрежно перелистала замусоленные страницы. Ее внимание привлекла надпись на полях быстрым, с сильным наклоном почерком.
– Слушайте! "Вот почему невозможно познать себя! Мышление - не рекурсивно".
И еще одно эхо давно угасшей жизни тронуло нас.
– "Если скажут мне: живи, но, утратив разум, отвечу: возьмите мою жизнь".
У семнадцатилетней девушки действительно был необычный склад ума. Предчувствовала ли она грозящую ей опасность? Несомненно. Но не сумела избежать гибели и ничего не оставила после себя. Наоми думала о том же, потому что вдруг спросила:
– Как оставить весть, чтобы враг не нашел? И где?
Пини грустно улыбнулась.
– Она говорила, что напишет мне письмо, а я смеялась: "Зачем? Ты же можешь просто сказать..."
Глаза ее стали удивленными, голос сел до шепота:
– Почта... До востребования. Я никогда... никогда...
Служащий Главного почтового отделения был невысок, с огромным, из-за мощных залысин, лбом и печально опущенными уголками тонкогубого рта. Голос у него оказался неожиданно мягким и звучным:
– Письма хранятся двадцать лет, но, сами понимаете, досмотреть их я не имею права.
– Я не требую такого, хотя могу приказать перетряхнуть всю вашу бумажную лавочку, - отвечала Наоми, - Но, гляньте, нет ли письма для Пенелопы Картиг... примерно от семнадцатого года или около того.
– Вы же не госпожа Картиг.
– Это я, - Пини подняла капюшон накидки, - На Острове не бывает удостоверений личности, но у меня есть паспорт Магистрата.
Чиновник внимательно перечел указанные в документе приметы.
– Будьте добры, прижмите большой палец к этому стеклышку. Чтобы отпечаток получился лучше, потрите пальчиком нос, будьте так добры...
Сличил с оттиском черной тушью в паспорте Пини.
– Вы простите скрупулезность... Так уж получилось, что я запомнил госпожу Левкиппу. Ее письмо хранится здесь уже десять лет.
Пини больно сжала мою руку. Наоми помалкивала, решив, что дело больше касается Пини, поэтому я взял инициативу на себя:
– Поторопитесь, любезный. Мы не собираемся стоять здесь и ждать еще десять лет!