Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе
Шрифт:
— Мы прирежем тебя как барана! — Главарь басмачей вытащил свой ятаган. — Вместе с тобой погибнет и красный гарнизон в кишлаке Вуадиль.
Поблескивая ятаганом, он подошел к Мадамин-беку, но, подумав, приказал одному из басмачей:
— Застрели его, тело брось шакалам, голову отвези в Бухару...
Ночью басмачи напали на маленький гарнизон в кишлаке Вуадиль. Красноармейцы, захваченные врасплох, защищались геройски, но слишком неравны были силы. Только один из них прорвался сквозь кольцо басмачей и принес Фрунзе горькую весть о
Фрунзе с отрядом конников направился в Вуадиль. Чем ближе подъезжал он к кишлаку, тем нестерпимее становилась боль за погибших товарищей.
Запутанными стёжками, обходными тропами мчались в Вуадиль лазутчики, чтобы сообщить: сам красный генерал выступил в поход на басмачей.
Неподалеку от Вуадиля Фрунзе встретил всадника. Тот передал ему письмо от басмачей. «Его превосходительству кзыл генералу Фрунзе» — крупными красивыми буквами было выведено на конверте. Басмачи предлагали вступить в мирные переговоры. Фрунзе, не дочитав письмо, вернул его посланцу.
— Я не разговариваю с бандитами, — сказал он ледяным тоном.
Сеид-Алим наконец решился поднять зеленое знамя газавата — священной войны против Советского Туркестана.
Есть какая-то странная, почти необъяснимая уверенность у многих властителей, что если они обладают силой, многократно превосходящей силу противника, то победа будет за ними. Невозможно избавиться от сумеречной мысли, что пятеро обязательно одолеют одного. Сеид-Алим был в плену миражей своего воображаемого превосходства, но существовали и более глубокие причины для опрометчивого его решения.
Советский Туркестан ярким светочем горел перед народами эмирата. Широко открытыми глазами смотрели они на этот свет свободы, равноправия и справедливости, и все сильнее воздействовала на них пропаганда большевиков. Революционные события нарастали подобно снежным лавинам в горах Алая.
В душную августовскую ночь восстали Чарджоу, Карши, Катта-Курган, Базар-Сакар и Керки.
Фрунзе, переехавший со своим штабом в Самарканд, зорко следил за революционными событиями в эмирате. Опасаясь, что красные придут на помощь восставшим, Сеид-Алим двинул свои отряды к Самарканду.
Восставшие обратились за помощью к Фрунзе.
«Настал час решительной схватки подавленных и порабощенных трудящихся масс Бухары с кровожадным правительством эмира и беков. Полки нарождающейся Бухарской Красной армии двинулись на помощь родному народу. Красные полки рабоче-крестьянской России обязаны стать подле них. Приказываю всей нашей вооруженной мощью прийти на помощь бухарскому народу в этот час решения».
Отдав такой приказ по фронту, Фрунзе двинул десять тысяч своих бойцов против пятидесятитысячного войска Сеид-Алима.
От железнодорожной станции Новый Каган до Бухары двадцать верст. Исходной позицией красных стала эта бесприютная степная станция. От нее августовским рассветом двинулись русские, татары, узбеки, туркмены,
Нещадно палило солнце, и, усиливая жару, горели фруктовые сады, виноградники, пожухлые тугаи, жалкие лачуги дехкан, каменные дома богачей. Даже мечети огненными смерчами вставали на пути атакующих. Сибаи отводили воду из арыков или отравляли ее, использовали для сопротивления каждое укрытие.
Но их сопротивление было уже бессильным, как бессильна была ярость самого эмира. Когда атакующие приблизились к Бухаре на расстояние орудийного выстрела, Сеид-Алим самолично скомандовал открыть огонь из крепостных батарей. Он метался на наблюдательной башне Акры в роскошном своем халате, подпоясанном жемчужным поясом, словно пестрая птица, косясь на военного министра. Тупча-баши, вздрагивая от неприличных ругательств своего повелителя, время от времени произносил робко и тягостно:
— Они приближаются к Каракульским воротам, ваше величество... Они штурмуют ворота Каршинские, ваше величество...
Тупча-баши снова и снова вскидывал бинокль к глазам, стиснув до боли мясистые губы.
— Наши сибаи отбросили кзыл аскеров от Мазар-Шерифских ворот, — радостно доложил он эмиру.
— Слава аллаху, мы победим! — воскликнул Сеид-Алим, вытирая о раззолоченные полы халата потные ладони.
Опять пришла ночь непролазного мрака, парной духоты, бесстрастных южных звезд, напряженного ожидания. Мелькали, передвигаясь по крепостным стенам, факелы дозорных, едва тлели костры на биваках атакующих.
Утром Фрунзе приказал бить из всех имеющихся орудий по крепостной стене. Весь день продолжалась бомбардировка, снаряды ковыряли, ломали, разворачивали глинобитную стену Бухары, и к вечеру в ней появился пролом.
Под лихорадочную дробь барабанов, истошные крики, непрерывные выстрелы сибаи всю ночь заделывали брешь в стене.
Наступило третье утро штурма. Предрассветная мгла висела над городом, ржавая полоса зари едва прорезывалась сквозь нее. Тупча-баши, стараясь ободрить упавшего духом эмира, сказал витиевато, но самоуверенно:
— Скоро солнце, ваше величество. Это взойдет солнце нашей победы...
Сеид-Алим резко повернулся к своему министру и ответил:
— Я больше не знаю, куда идет солнце, куда идут, реки, куда идет мир... — Поправил зеленую чалму со сверкающим на ней крупным алмазом и добавил: — Приготовь коней у Северных ворот. Увяжи на верблюдах куржумы с золотом и драгоценностями. Самых преданных моих гвардейцев собрать там же, предупреди иностранцев о нашей эвакуации...
— Они еще ночью покинули Бухару, ваше величество.