Гроза над Русью
Шрифт:
— Накормить досыта моих славных богатуров, храбрейших из храбрых! — поспешно распорядился он. — Да воздадут они хвалу доброте кагана-беки У рака Непобедимого!
«Сытые желудки остужают горячие головы» — усмехнулся про себя эльтебер.
— Кто поразил урусского коназа Селюда? спросил Хаврат приближенных.
— Араз-табунщик, — ответил кто-то из них.
— Привести!..
Вокруг уже пылали костры. Запах жареной конины дразнил голодных воинов. Ноздри их раздувались. Не дождавшись, пока мясо прожарится как следует, кочевники хватали его прямо из углей и, ловко работая возле самых губ острыми тонкими ножами, жадно жевали его, урча от удовольствия. Жесткая полусырая конина казалась им пищей богов.
Когда Араза-табунщика привели к дубу, сюда же подъехали бин-беки Асмид и Харук. Ханы отчаянно спорили, обзкияя друг друга в трусости и тупоголовости. Но, оказавшись около Хаврат-эльтебера, военачальники притихли.
— Ты, табунщик, ранил урусского коназа Селюда? — строго спросил Хаврат-эльтебер Араза.
Бедняк пал ниц, не ведая, что ему будет за правду. У ханов нрав переменчив как осенний ветер — не поймешь, с какой стороны дунет.
— Я, о Великий! — ответил пастух с дрожью в голосе. — Прости, если что не так, — добавил он иг всякий случай.
Хаврат-эльтебер молчал, глядя на распростертого у его ног человека. «Надо проявить милость к герою, — думал он, — чтобы у кочевых костров во все времена прославлялись справедливость и щедрость хана Хаврата!»
— Скажи свое имя. Чей ты?
— Я Араз, сын Беклемиша, из рода Ашин. А сей чac слуга блистательного Харук-хана.
Хаврат-эльтебер удивленно вскинул бровь.
— Как же потомок славного рода Великих Каганов Хазарии стал табунщиком? — спросил он.
— Кто может предугадать судьбу, предписанную Тенгри-ханом? — печально ответил Араз. — Еще мой дед задолжал доблестному Харук-хану, а долг отдать не смогли ни дед, ни отец. Теперь я раб его.
Размышляя о странных превратностях судьбы, Хаврат отметил про себя, что, к сожалению, табунщик не правоверный мусульманин, а жалкий язычник. Однако решения своего менять не стал. Торжественно и громко, чтобы услыхали толпившиеся неподалеку простые воины, эльтебер провозгласил:
— Я дарую тебе свободу, шелковую одежду, кольчугу, коня и кривой арабский меч! Будешь в отряде моих тургудов!
Араз-табунщик от прилива чувств прижался тощим животом к земле, забыв, что минуту назад жалел об оставленном куске мяса, который наверняка уже слопали доблестные воины бин-беки Харука.
— Ка-ак? — раздался вдруг срывающийся на визг голос. — Как смеешь ты дарить свободу моему рабу?!
— По праву полководца во время войны! — надменно ответил Хаврат-эльтебер.
— Нет такого права! Ты распоряжайся своим имуществом, а мое не трогай! Или ты забыл, что собственность ханов и купцов освящена Аллахом и Великим Каганом Шад-Хазаром?! — визжал старик с пеной у рта.
— Не забыл, — поморщился Хаврат-эльтебер. — Однако ты своим недостойным криком не дал мне закончить мою мудрую мысль... Я хочу заплатить тебе за этого воина-пастуха десять золотых динаров.
— Де-есять! — подпрыгнул бин-беки Харук. — Всего десять динаров за ближнего воина самого тумен-тархана?!
— Какой же он ближний воин, если только простой табунщик...
— Он был простым табунщиком минуту назад. Но ты возвысил его, посулил оружие, коня'и шелковую одежду. Теперь он богатур твоей охранной сотни и стоит не меньше ста полновесных динаров!
— Что-о?! — привстал от неожиданности Хаврат-эльтебер. — Эй, тургуды! Гоните в шею этого грязного пастуха! Я не желаю видеть его в моей охранной сотне. Пошел вон, грязный навоз! Сто-о динаров!.. Ха...
Тургуды схватили бедного Араза за ноги и, едва удерживаясь от смеха, поволокли его с холма.
— Ну что, получил сто динаров? — Хаврат-эльтебер расхохотался прямо в лицо ошарашенному Харук-хану, у которого челюсть отвисла от крайнего изумления. — Сто динаров, да еще полновесных! Как будто золото — придорожная пыль и не имеет веса. Ха-ха-ха!
Бин-беки Асмид и Абалгузи-пехлеван пали от хохота, восхищенные столь простым решением отнюдь не простого вопроса. Им вторил смех тургудов и ал-арсиев.
Араз понуро брел к своему костру, проклиная в душе скупость ханов и еще больше их щедрость: не приди Хаврат-эльтеберу мысль одарить пастуха милостью, Араз был бы сыт...
— А сейчас... — герой сглотнул слюну и безнадежно махнул рукой.
Узнав о том, как обернулась для табунщика высокая ханская милость, товарищи его сочувственно покачали головами.
— Чего другого ждать бедняку от эльтебера...
— Возьми сбою долю, Араз,— сказал один из них, друг и такой же табунщик Дамур, и вынул из рукава кусок конины.
— Мы знали, что ты наешься халвы за дастарханом пресветлого эльтебера, напьешься кумыса. Но грубую конину ханы не едят и потому не смогут тебя угостить ею. Вот мы и подумали, что твоя доля как раз пригодится, — посмеивались пастухи, наблюдая, как уплетает полусырое мясо Араз, осыпанный ханской милостью...
Харук-хан и Хаврат-эльтебер все еще меряли друг друга взглядами. Один — свирепым, другой — насмешливым. Когда страсти понемногу улеглись, хозяин сделал знак к началу трапезы. Слуги мгновенно расстелили дастархан, разложили яства. Вскоре подъехал и был учтиво приглашен отобедать бин-беки запасной тысячи воинов кривоногий Алмаз-хан, улыбчивый человек лет сорока.
— Олмин Оллоху Акбар! — пробормотали ханы молитву, повернувшись к востоку, провели сложенными ладонями от лба до подбородка и с жадностью набросились на еду.
Они начисто забыли о недавнем раздоре. Подобные стычки случались даже в присутствии кагана-беки — собственность сильных мира сего была неприкосновенна!
К дубу лихо подскакал роскошно одетый всадник на вороном в позолоченной сбруе арабском жеребце. Его сопровождали пятеро других, одетых победнее, но сидящих на хороших, сытых конях.