Гроза над Русью
Шрифт:
— Ва-ва-ва-вай! Абалгузи-пехлеван покачнулся в седле! — в ужасе закричали хазары.
Щит хорезмийца после нескольких сокрушающих ударов русса разлетелся на куски. Однако богатур продолжал ловко отбиваться мечом. Сталь звенела, но держалась. Изловчившись, хорезмиец нанес косой удар по шлему Будилы. Тот не успел уклониться, и левая щека русса тотчас обагрилась кровью. Но городник ответил яростным поперечным ударом. Абалгузи-пехлеван пригнулся, секира задела навершие шлема, кольчужная бармица лопнула у подбородка, и шлем, соскользнув покатился по земле, бренча застежками.
Хазары завыли. Им показалось, что это не шлем, а голова их поединщика полетела
Кони врагов рвали друг друга зубами и, встав на дыбы, пытались достать поединщиков. Удар следовал за ударом. Звенели брони. Молнией сверкал меч хорезмийца. Не менее стремительно взлетала и падала секира русского витязя.
В какой-то момент, отражая натиск, Будила навалился всем своим весом на левое стремя. Подпруга лопнула и он оказался на земле.
Хазары радостно завопили...
Абалгузи-пехлеван замахнулся для решающего удара. Но конь русича недаром был прозван Лешим и не зря его обучали для боя. Он налетел на вражеского скакуна с такой силой, что хорезмиец не удержался и вылетел из седла. Через мгновение богатур уже стоял на ногах, готовый к бою. Меч его при падении отлетел в сторону, в правой руке пехлевана сверкал теперь узкий клинок длинного кинжала.
Будила, отбросив в сторону секиру, крикнул ему:
— Славно бьешься, Абулгас-богатырь! Ан померяем силушку молодецкую в честной борьбе? Кто на землю ляжет — тому и биту быть!
Абалгузи-пехлеван спрятал кинжал в ножны и молча ринулся на противника. Кони их, все в крови и пене, продолжали яростно биться. А хозяева застыли, намертво обхватив друг друга могучими руками. Сила противилась силе, и ловкость противостояла такой же ловкости.
Будила с детства, как всякий русич, увлекался борьбой. Валил на потешном поединке любого. Только одного Еруслана не сумел одолеть, но и тот не мог похвастаться, что положил городника на лопатки. А Еруслан — богатырь, каких поискать!
И сейчас Будила встретил достойного противника. Абалгузи-пехлеван знал толк в борьбе, силы был неимоверной, и когда они сошлись грудь в грудь, так сжал Будилу в объятиях, что у того перехватило дыхание. Но удары тяжелой секиры по щиту не прошли бесследно для хорезмийца — левая рука плохо слушалась его. Абалгузи-пехлеван стонал от боли, когда русич медленно, но неумолимо разрывал железное кольцо его рук.
Хорезмиец пытался ускользнуть от захвата, но вот наконец грозная сила богатура-нахвальщика стала уступать напору городника, привыкшего ежедневно управляться с многопудовыми кряжами. Русс обхватил врага, причем правая рука того оказалась в захвате. Левой, поврежденной рукой Абалгузи-пехлеван тщетно пытался оторвать от себя русса. Уступая силе, со скрежетом разошелся панцирь — рвались ремни и металлические застежки. Лицо чужеземного нахвальщика стало багровым, глаза затуманились. Он вдруг сразу обмяк. Будила оттолкнул его от себя, и пехлеван, словно тряпичная кукла, повалился в примятый ковыль. Мгновение — городник оказался на груди противника, вырвал из ножен кинжал и занес его для последнего удара.
— Вай-вай-вай! — вопили хазары. — Аллах отвернулся от нас!
— О небо! Тенгри-хан, где ты?!
— Пер-рун-н! — гремело в русских рядах.
Переяславцы мерным шагом двинулись вперед и прикрыли собой место поединка.
Будила ждал, когда Абалгузи-пехлеван откроет глаза, чтобы по обычаю узнать его последнюю волю. Но тот не подавал признаков жизни.
Подъехал воевода Слуд. Рассмеялся:
— На Руси лежачих не бьют! — Помолчал. — Дивлюсь яз тебе, Будила-городник. Вот и еще одного нахвальщика поверг. А он, почитай,
Отроки бросились исполнять приказание.
— А этого повязать! — указал воевода на поверженного Абалгузи-пехлевана. И засмеялся вдруг молодо: — Да приведите его в себя. Чать, наш городник не все косточки поломал молодцу заезжему. Ан гляди, как броню поломал железную. Снимите с него доспех сей и поставьте в гриднице. Яз потом его князю нашему Святославу свезу. Любит он этакие чудеса. Вестимо, и медведь не сумел бы так изломать железо...
Будиле подвели коня, подсадили в седло и поднесли чашу с медом. Городник обернулся, чтобы поблагодарить воеводу, но того уже не было рядом. Осушив ковш, Будила тронул было коня, но отрок остановил его:
— Повремени, Будила-богатырь. Воевода наказывал малость отдохнуть тебе.
— Пошто не ударят сразу по ворогу? — спросил городник отрока — Час приспел, пал дух козарский! Не медлить бы нам.
— Пресветлый воевода Слуд по-иному мыслит. Пускай козарин первым налетит. Сильно ударить он не сможет — страхом скован. А страх храбрости не товарищ! Вот тут-то мы его и опрокинем, а засада ударит в спину. Знак из дубравы был — Жизнемир готов к битве.
— Пожалуй, верно измыслил воевода. Хитер! — одобрил Будила и не спеша поехал к правому крылу своего войска.
Он был на полпути, когда услыхал нарастающий визг и вой — то хазарская конница лавиной устремилась на сомкнутые русские полки.
3. На защиту земли Русской!
Глава первая
Детище Спирьки Чудина
Улеб привел Спирьку Чудина сразу, как только ушли варяги. Позади князя робко ступал тщедушный рыжий мужичонка в длинной, до колен, заплатанной холщовой рубахе, в синих полосатых портах и стоптанных лаптях.
— Подойди! — распорядился Святослав.
Спирька приблизился, поклонился земно.
— Сказывай!
Мужичонка полез за пазуху. От волнения он не сразу смог вытащить свернутую в трубку распаренную бересту, которая в ту пору на Руси была вместо бумаги у простого народа, купцов да и у бояр тоже. Наконец береста была явлена свету и Спирька протянул ее Святославу. Тот развернул свиток на столе глянул:
— Подойди, сказывай!
— Дак, ста, это... — Спирька растерялся: шутка ли сам великий князь!
— Не мямли, сказывай суть! — Святослав положил руку на Спирькино плечо.
— Так, ста... батюшка-князь...
— Сказывай без батюшки, короче.
— Дак ин есть стреломет и огнемет...
— Ну и что? В чем его отличие от греческой катапульты?
— Дак ить он метче справу кидать может, князь-ба...
— Как так?
— Да ить вишь — труба? А тута толкач. Хошь стрелу зело великую, хошь камень раскаленный вложи, али целый пучок стрел... — Заметив неподдельный интерес великого князя, Спирька заговорил свободнее.