Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)
Шрифт:
Адам Фокленд навел карабин на Буйнакского, замурлыкал Киплинга:
К нам вернись, солдат британский,
Возвращайся в Мандалей...
Раздался выстрел, и Буйнакский упал замертво.
Фокленд вернул карабин конвоиру, крикнул Верховскому:
– Посмотрите, князь, совсем они убиты?
Начальник конвойной команды предупредил князя. Он подал сигнал своим головорезам, те выхватили кинжалы и бросились к уже мертвым большевикам.
У пыльного, затерявшегося в степи разъезда Темиргое повторилась трагедия двадцати шести бакинских комиссаров.
Оскар Лещинский был казнен позже, 18 сентября. В 7.30 вечера за ним в камеру явился подпоручик Мициев. Оскара вывели на задний двор Петровской тюрьмы. Он был зарублен пьяными солдатами конвоя...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
После беседы с командой рыбницы, уходящей на рассвете в Баку, Атарбеков задержался у Кирова. Пора была поздняя, и Киров был рад этому ему давно хотелось по душам поговорить с Георгом, но все как-то не мог выбрать подходящего момента.
Искурив весь табак и все папиросы Сергея Мироновича, Атарбеков нервно перебирал свои окурки в пепельнице - искал табаку на цигарку и, не находя его, еще больше нервничал. Эту нервную возбужденность Киров и раньше замечал в нем, но не придавал ей значения. Да и курил Георг намного меньше.
– Тебе трудно стало на работе?
– как бы между прочим спросил Киров, бросив на него внимательный взгляд.
Георг сильно исхудал в последнее время. Глаза у него были красные от бессонницы, щеки впалые, лоб прорезали глубокие морщины. Даже рыжая его борода как-то выцвела. Разве скажешь, что ему двадцать семь лет! Дашь все сорок - сорок пять.
– Утомляет жара, Мироныч. Но что поделаешь: Астрахань, всем жарко! Атарбеков усмехнулся, отведя глаза. "Жарко" имело определенный смысл.
– Да, жарко, Георг! Трудное время. Много сложных задач возложено на плечи каждого.
– И, видя его состояние, Киров как можно мягче проговорил: - Я думаю, ты очень устал в последнее время, тебе следует немного отдохнуть и подлечиться. На твоей нелегкой работе всегда надо иметь свежую голову и крепкие нервы, чтобы не было никаких случайностей и ошибок...
– Жалуются на меня?
– спросил Атарбеков.
Киров помедлил с ответом.
– Да, Георг.
– И на что жалуются?
– Атарбеков оттолкнул от себя пепельницу.
Киров снова помедлил с ответом.
– Говорят, стал ты излишне подозрительным... Борясь с настоящими врагами, ты порой сажаешь людей и не столь виновных. Опасная штука!
Руки Атарбекова невольно стали шарить по карманам, но, увы, портсигара он не нашел; который уже раз за последнее время он забывал его то дома, то на службе. Этого раньше не случалось с ним.
– И от кого поступают жалобы?.. Не от Аристова ли?..
– И от Аристова, и от работников Реввоенсовета, и от исполкомовцев... Говорят коммунисты, а не обыватели! К ним стоит прислушаться!
– Теперь мне все понятно...
– загадочно произнес Атарбеков.
– И куда ты думаешь меня отправить "отдыхать", Мироныч?.. Не в Пятигорск ли?..
Киров рассмеялся:
– Нет, в Пятигорск еще рановато. А вот на Черепаху вполне можно поехать. Что же делать - лучшего курорта у нас пока нет. Отдохнешь, наберешься сил, тогда и работать будет легче.
– А если я буду... протестовать?
– Атарбеков скрестил руки на груди.
– Не поможет, Георг. Будет написан самый настоящий приказ Реввоенсовета с подписями и печатями. Попробуй его не выполнить!
– Так и в трибунал могу угодить?
– А что ты думаешь?
– Киров снова рассмеялся.
– Но лучше за отказ ехать лечиться, чем...
– Он пошевелил в воздухе пальцами, не найдя точной и необидной для Атарбекова формулировки. Но Атарбеков прекрасно его понял.
– Вчера с начальником санотдела я ездил на Черепаху. Прекрасные места! Знаешь, что мы задумали? Открыть там санаторий для больных и раненых красноармейцев!
Атарбекову в общем неприятен был весь этот разговор об отдыхе и Черепахе. Он зажал бороду в кулак, мучаясь в догадках: то ли Мироныч действительно думает о его здоровье, то ли за этим отдыхом кроется нечто другое, может быть, даже перевод на другую работу, отставка, так сказать.
– Окруженная со всех сторон Астрахань - и санаторий для красноармейцев?
– спросил Атарбеков.
– Я не ослышался?
– Нет, не ослышался!
– Киров откинулся на спинку кресла.
– В этом деле мы думаем сделать почин. Заодно я приглядел на Черепахе и небольшой домик для тебя. Он весь утопает в зелени. Повесишь в саду гамак и будешь себе почитывать книги. Выделим и "четверть коровы". Одним словом... собирайся на отдых.
– Ты что, Мироныч, на самом деле хочешь устроить для меня этакую дачную идиллию?
– До Черепахи - полчаса езды. В любую минуту сможешь приехать в город, - уклончиво ответил Киров.
Вошел телеграфист с кипой телеграмм. Пока Сергей Миронович читал и ставил на телеграммах свои размашистые резолюции, Атарбеков перебрал разбросанные на столе книги. Он взял одну из них, раскрыл: глаза пробежали по строкам, а мысли все вертелись вокруг Черепахи. Потом посмотрел на обложку книги. Это был роман Чернышевского "Что делать?".
– Да, Мироныч!..
– Атарбеков хлопнул себя по лбу.
– У меня ведь сюрприз для тебя! Как это я мог забыть!..
– Какой?
– Киров подписал последнюю телеграмму и вернул всю кипу сонному телеграфисту. С любопытством уставился на Атарбекова.
– Хочу дать тебе почитать этакую пухлую папку - "Дело об учреждении надзора полиции за государственным преступником Николаем Чернышевским". Состряпано оно здесь, в Астрахани.
– Ты не шутишь?
– Ну какие тут могут быть шутки.
– И ты до сих пор молчал об этом?
– Киров был потрясен.
– Ты представляешь себе ценность этих документов для характеристики Чернышевского?