Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)
Шрифт:
– Представляю, конечно, - смущенно, а потому не совсем уверенно ответил Атарбеков, не ожидая такой реакции на свое сообщение.
– Да их немедленно надо послать Ленину!.. Ты понимаешь?.. Ле-ни-ну!..
– Киров порывисто поднялся и, сунув руки в карманы брюк, стал большими шагами мерить кабинет. На время о Черепахе было забыто.
– Зря ты горячишься, Мироныч. Найдены эти материалы только на днях при разборке архивов, и в очень уж растрепанном виде. Сейчас их приводят в надлежащий порядок. А потом, может быть, по свежим следам найдем еще что-нибудь более значительное.
– Ты обязательно дай мне найденные материалы, и как можно скорей. Они так кстати будут к моему докладу! Возможно, что мне придется не столько говорить уже о романе "Что делать?" и об образе Рахметова, сколько о самом авторе романа. Ведь это не менее интересно. Ты только подумай, в каких невыносимых условиях жил Чернышевский: обыски, надзор, ссылка, надорванное здоровье, а он не сдавался и продолжал упорно работать. До конца своих дней он сохранил удивительно трезвый и ясный ум, необычайное присутствие духа и верность делу революционных демократов. Разве это не подвиг, на котором должны учиться последующие поколения?
Атарбеков задумчиво перелистал книгу:
– Здесь, в Астрахани, он переводил пятнадцатитомную "Всеобщую историю" Вебера. Знаешь?
– Знаю, Георг. Сама "Всеобщая история" особого интереса не представляет, а вот статьи Чернышевского "О расах", "О квалификации людей по языку", приложенные к переводу, очень интересны. На первый взгляд они кажутся отвлеченными по теме, а на самом деле в них Чернышевский выступает против человеконенавистничества и национального гнета. Ты прочти эти статьи. Они очень любопытны.
– И когда ты успеваешь все это читать? Удивляюсь!.. У меня вот как-то не получается. Сколько ты спишь в сутки?
– Много ли мне, здоровому человеку, нужно? Часа три посплю - и чувствую себя вполне бодро.
Киров погасил свет и раскрыл окно. Тихий ветерок зашелестел бумагами на столе. Занималась заря. Крыши домов, купола церквей - все было залито нежным, радостным светом.
Атарбеков тоже подошел к окну. Они долго молча стояли, наслаждаясь тишиной и восходом солнца.
– Когда тебе впервые пришлось читать роман "Что делать?"?
– спросил Киров.
– Впервые? В гимназии. Правда, тогда многого я в нем не понял, да и читал разрозненные главы. У нас боялись начальства и для большей безопасности книгу хранили в разобранном по главам виде. Полностью роман я прочел несколько позже, в Московском университете. У нас на юридическом факультете у троих студентов были личные экземпляры. Мы ими распоряжались, как своими.
– А я прочел в Казани, шестнадцатилетним мальчишкой. Тогда я учился в промышленном училище. Роман мы читали тайком, по ночам, при свете коптилки. И за чтение заплатили в складчину около сорока копеек. Деньги, помнится, собирали по копейке, экономили на обеде и завтраке, хотя частенько не бывало ни того, ни другого, жили впроголодь. Как мы хотели быть похожими на Рахметова! Как мы хотели стать революционерами, отдать всю свою жизнь делу служения народу!
– Улыбка озарила лицо Кирова. Неповторимая, золотая пора юности!..
– Да, Казань...
– с удовольствием вспомнил он через минуту промышленное училище.
– Интересно, как сложились судьбы однокашников?.. Кем они стали? Где они? Что с ними? Куда судьба забросила студентов-революционеров?.. Они жили дружной семейкой на окраине города, у них мы тайно брали книги...
– Киров вдруг рассмеялся.
– Вспомнил, Георг, такой забавный случай... Как-то у нас в мастерской собирали печатный станок для слепых. Хлопот, помнится, с ним было много. Но когда станок наконец-то собрали - мы его вечерочком унесли из училища. Сочли, что он больше пока нужен зрячим! Спрятали в надежное место, а через некоторое время тайно стали печатать прокламации. Надо было видеть, какой переполох тогда поднялся в училище, какой допрос всем учинили!..
– Был и такой случай, - вспомнил он.
– Как-то из всякого металлического хлама я смастерил небольшой электромотор. Он хорошо работал. С утра до вечера у нас в комнате толпился народ, все приходили поглазеть на "машину". Я страшно гордился собой!.. У меня был товарищ, тоже бедняцкий сын, он вечно ходил в рваных штанах... Однажды перед праздником я решил сделать ему подарок. Но денег у меня не было. Тогда я снес свой электромотор на базар и продал его за полтинник. На вырученные деньги купил другу брюки. Но когда я принес свой подарок в училище - надо было видеть разочарование товарищей!.. Машину променял на брюки!.. Меня чуть не поколотили, и мой беспорточный друг в том числе... Вот прошло столько лет, а как только вспомню их лица, меня всегда разбирает смех...
В соседнем дворе пропел петух. И сразу в разных концах города хриплым "кукареку" отозвались три петушка.
"А Черепаха - это в шутку или всерьез?" - вспомнив разговор об отдыхе, хотел спросить Атарбеков, но не решился, не к месту это было сейчас.
Киров прикрыл окно.
– Вот и петухи пропели. "Прекрасное есть жизнь". Так-то, Георг. Пора и по домам. Спать!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Поздно ночью, после приема партизан Ставрополья, Кирову позвонил дежурный из гарнизона. Он спросил: ждут ли в Реввоенсовете командующего Туркестанским фронтом? Знает ли кто в лицо товарища Фрунзе?
– Зачем вам все это?
– в свою очередь спросил Киров.
– Да вот патруль задержал неизвестного человека в машине. Говорит: Фрунзе. Правда, документы у него в порядке, все честь честью, а пропуска не знает...
Киров повесил трубку, схватил фуражку, вбежал в кабинет к Куйбышеву:
– Валерьян, Фрунзе в Астрахани!
Куйбышев поднял голову от бумаг, недоверчиво посмотрел на Кирова:
– Михаил Васильевич?
– Ну да! Поехали выручать - он сидит в комендатуре.
Все еще недоверчиво глядя на Кирова - не разыгрывает ли он его? Куйбышев поспешно застегнул ворот косоворотки, вскочил и, подхватив Кирова под руку, увлек за собой по гулким коридорам Реввоенсовета.
С утра Михаил Васильевич Фрунзе знакомился с положением дел в армии.
То и дело в Реввоенсовет приходили командиры частей гарнизона, комиссары, красноармейцы. Каждому хотелось взглянуть на мужественного полководца, под руководством которого армии Восточного фронта разгромили злейшего врага молодой Советской республики - Колчака.
На заседании Реввоенсовета Фрунзе выступил с обзором событий на Туркестанском фронте.
– Я остановлюсь на одной из задач, которая была главной для фронта, сказал Фрунзе.
– Фронт должен был уничтожить южную группу армии Колчака. На эту группу делали ставку англичане в Туркестане и усиленно снабжали ее через Гурьев артиллерией и боеприпасами. Они рассчитывали превратить Туркестан в базу для новой военной авантюры против Советской России и помочь Деникину... Войска нашего Туркестанского фронта в основном уже сделали все для ликвидации южной группы противника. Двадцатого августа началось наступление Первой и Четвертой армий, двадцать девятого августа нами уже был взят Орск, второго сентября - Актюбинск. И вот сейчас получено сообщение, что нашим войскам сдаются остатки южной армии Колчака. Это, конечно, облегчит соединение Первой армии и туркестанских войск... Южную группу Колчака - белоказачью армию генерала Белова - мы загнали в голодные степи, где нет ни воды, ни травинки!.. Правда, эта армия предпринимала немало усилий, чтобы вырваться к Аральскому морю и к Красноводску на соединение с англичанами, но пути ее отступления мы перехватили конницей, и армия Белова целиком была вынуждена сложить оружие и сдаться в плен...