Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
– И поджечь!
– стремительно выпрямился Киров.
– И все эти деникинцы, англичане, «горские правители» полетят к чертовой матери!
– Ульянцев стукнул кулаком по столу.
– Чем я, Сергей Мироныч, могу быть полезен в этом деле?
– Он подался вперед и застыл в нетерпеливом ожидании, положив руку на карту.
– Горяч!
– Киров покачал головой и отошел от стола.
– Горяч!
– признался Ульянцев.
– Хочется бить и крушить всю эту белую сволочь. Одним словом… еду на Мугань!
– Ведь забежал вперед, не дал докончить!
– Киров свернул карту,
– Бакинцы просят послать на Мугань человека, который смог бы взять на себя руководство Муганским ревкомом, стать организатором молодой Советской республики.
Ульянцев вскочил, схватил руку Кирова и стиснул ее в своей тяжелой ладони, счастливый и взволнованный:
– Спасибо, Сергей Мироныч, спасибо, спасибо за доверие!
– Мы только хотели тебя просить, Тимофей Иванович, еще ничего не решили, - чуть ли не с мольбой в голосе попытался успокоить его Киров.
Но куда там!
– Решили, решили, Сергей Мироныч - еду на Мугань!
– И ликующий Ульянцев плюхнулся в кресло.
Киров развел руками и сдался, сел за стол.
– Предупреждаю, - сказал он, - поездка будет не из легких. Скажу больше: тяжелая. Мугань - это островок среди бушующего моря контрреволюции. Силы у врага большие, у нас сделано только начало: создан Временный ревком, имеется лишь несколько партизанских отрядов.
– Понимаю, Сергей Мироныч. Я все понимаю. Я матрос, революционный матрос Балтики! Пошли меня туда, где тяжелее, и я поеду без всяких колебаний.
– По правде сказать, я и не ожидал другого ответа.
– И, сам взволнованный не менее Ульянцева, Киров придвинул к себе настольный блокнот, стал чертить в нем.
– Раз так, тогда приступим к делу. По пути на Мугань надо будет побывать в Баку. Пробираться туда придется на паруснике. Мы его уже оборудовали для бакинского рейса, ждали только возвращения Рогова. Твоя задача - свезти бакинцам оружие, деньги, листовки на разных языках. Помимо команды с тобой будет еще человек двадцать «пассажиров». Но они не обременят тебя и по приезде разъедутся по назначению… Для этого рейса нужна надежная команда. Кое-кого я порекомендую тебе, но в основном подбирай людей сам. Учти, что в этой экспедиции тебе особенно нужен надежный напарник, человек, который сможет заменить тебя в любую минуту. В пути все может случиться. Контрразведка у белых неплохая, это следует иметь в виду.
– Напарник?
– Ульянцев прикрыл глаза, перебирая в памяти матросов своего отряда.
– Да, смышленый, преданный, храбрый человек.
– Есть у меня такой матрос, и ты его знаешь, Сергей Мироныч.
– Кто это?
– Николай Басов. Лучшего напарника мне и не нужно. Проверен в подполье, в боях, хорошо дрался в мартовские дни. К тому же - радист. Это очень может пригодиться там, на Мугани…
– Что же, я не возражаю. Хорошая кандидатура. Смелый и умный матрос.
Но беседу пришлось прервать, - Кирова вызвали в телеграфную.
– Что - невеселые вести?
– спросил Ульянцев, когда Сергей Миронович вернулся назад.
– Да, веселого мало… Разведчиками в районе Кизляра замечено передвижение крупных сил белых. Направление - калмыцкая степь. Комдив Боронин сообщает, что вечером была стычка с деникинским разъездом у Черного Рынка… Я думаю, что час грозного испытания настанет и для Астрахани. Деникин мечтает взять Царицын, а потом Астрахань, открыть дорогу англичанам на север. Им-то, наверное, хорошо известно, что серьезных сил здесь нет!
– Киров дотронулся до плеча Ульянцева.
– В этих условиях твоя поездка приобретает особое значение, Тимофей Иванович. Чтобы не тянуть время, завтра постарайся сдать дела и подготовиться к отъезду. Повезешь попутно и новый шифр бакинцам. Случайно не забыл песню «Красное знамя»?
– «Лейся вдаль, наш напев…» - затянул Ульянцев, размахивая здоровой рукой.
– Ну-ну, - Киров рассмеялся, - верю, верю! Песня - основа шифра. Завтра мы займемся им.
– Он протянул руку.
– До завтра!
Оставшись один, Киров стал составлять телеграмму Ленину. Он кратко изложил содержание доклада Бакинского комитета партии, дал характеристику положения в Дагестане, в Закавказье, на Мугани, сообщил о посылке туда людей, о получении первой партии бензина из Баку. Большое место в телеграмме заняло сообщение о партизанском движении камышан и георгиевских лесовиков в тылу Деникина.
Утром уходила экспедиция Ивана Завгородного. Киров приехал проводить конников и партизан на правый берег Волги, где сразу же за Форпостом начинались тоскливые калмыцкие степи. Вернувшись в Реввоенсовет, он занялся снаряжением экспедиции Тимофея Ульянцева.
На другой день ушла на Мугань и парусная лодка Ульянцева.
Выйдя из волжского фарватера и благополучно миновав пустынный двенадцатифутовый рейд, на котором в мирное время обычно стояли десятки грузовых пароходов, ждущих разгрузки, лодка Ульянцева легла курсом на Баку.
– Зюйд-ост семьдесят два градуса, - сказал Басов, управляя штурвалом.
– Так держать!
– скомандовал Ульянцев, пристально вглядываясь в сумеречный горизонт.
Ночью подула моряна. Лодку бросало из стороны в сторону, гнало обратно в Астрахань. Пришлось изменить курс, взять юго-западнее, затем - перейти на лавирование. За руль и паруса стали волжане, хорошо знавшие капризы каспийских ветров. Не раз им приходилось в такую непогоду пересекать Каспий.
К утру моряна стихла, показалось солнце, подул попутный ветер. Уставшие после ночной борьбы со стихией моряки укладывались спать, как вдруг с правого борта показались английские корабли. Среди них были и эсминцы, и вооруженные торговые пароходы.
Все спустились в трюм посоветоваться, что делать. За штурвалом остался один Басов.
– Выход один, - сказал Ульянцев.
– Идти прямо на англичан. Если потребуется - вступить в бой.
Да, другого выхода не было, и все стали вооружаться.
Лодка, подгоняемая попутным ветром, словно чайка, летела по волнам. Вот она приблизилась к вражеским кораблям, пересекла строй кильватерной колонны.
На кораблях лодку, видимо, сперва приняли за рыбницу и не обратили на нее внимания. Но когда она отошла на расстояние пяти кабельтовых, воздух огласился тревожными гудками.