Грозный змей
Шрифт:
– У них лучшие войска? – предположил Сказочный Рыцарь.
– Вроде того, – согласился Красный Рыцарь и коротко улыбнулся. – Вот я о чем, Гармодий. Ты хочешь уничтожить расу богов и освободить нас. Как по мне – да и хрен бы с ними. Я служу королеве и императору, а еще своим собственным интересам. Каждый человек кому-то служит. Пусть наши владыки будут справедливыми и щедрыми, и мы все будем процветать.
– Это слова аристократа, никогда не пробовавшего плети! – возмутился
– Ты лжешь, – выплюнул Габриэль.
– Ты – ты хочешь сказать, что готов отказаться от свободы? По-моему, лжешь ты.
– Я хочу сказать, что нужно выигрывать битвы по очереди и не отказываться ни от какой помощи. – Габриэль прижал руку ко лбу. Вернулась знакомая головная боль.
– А я говорю, что те, кто предлагает эту помощь, хотят поработить нас навеки и победа в этой битве – твой вклад в будущее. – Гармодий был непреклонен. – Они все враги нам в равной степени.
Дезидерата погрузилась в размышления. Габриэль догадывался, что ее задело. Остальные тоже о чем-то думали, каждый о своем.
Габриэль вдохнул эфира. Бессмысленная имитация дыхания. Привычка при разговоре.
– Должны быть и другие силы, – сказал он.
– Некромант, например, – предложил Гармодий. – Создание, которое Рашиди называет Ротом. Я подозреваю, что он привел армию в Галле. Или стоит за ней.
– Драконы? – спросил Кревак.
– Не все силы – драконы, – возразил Экреч.
– Шип хочет войти в их число. – Габриэль приподнял бровь.
– И сестра Амиция стоит на этой грани, – отозвался Гармодий.
– Она станет драконом? – удивился Габриэль.
– Не знаю, – признался Гармодий. – Аль-Рашиди это тоже неведомо. Дезидерата подняла голову.
– Для меня это все слишком туманно, – сказала она и посмотрела на епископа Альбинкирка.
Тот улыбнулся и заговорил:
– Меня не удивляет, что Господня воля и Господня любовь существуют во всех уголках космоса. Но кроме этого мне сказать нечего. Разве что… лишить жизни существо, сколь угодно могущественное, но не причинившее вам вреда, – это все равно убийство, хотя вы можете видеть в том выгоду для будущих поколений. Но я священник, и я боюсь, что насилие даже с целью защиты слабых – все равно грех. Убийство.
Сказочный Рыцарь удивленно посмотрел на него:
– А среди детей рода человеческого есть другие, которые думали бы как ты?
– Нас немного. Мы зовемся христианами.
Сказочный Рыцарь расхохотался. Габриэль тоже.
Гармодий дернул головой, как будто проснулся.
– Ваша милость, я понимаю, что это будет болезненно. Но судя по тому, что я слышал, и по вашему облику здесь… я полагаю, что вы уже сталкивались с нашим врагом напрямую. В эфире.
Дезидерата выглядела так же, как всегда в эфире, – красивая молодая женщина в золотом платье, босая, с венком из маргариток в волосах и такой же гирляндой на талии. В эфире она казалась одновременно чувственной и по- матерински степенной. Воплощение женской силы.
Но теперь Габриэль, который лечил ее и знал ее и в эфире, и в реальности, посмотрел и увидел, как повлияли на нее харндонские испытания. В эфире ее тело оставалось таким, каким было год назад в реальности, но после родов и пыток в уголках глаз появились морщинки, цвет лица изменился. Она стала серьезнее и основательнее, чем год назад. Но он бы не заметил разницы, если бы не увидел золотую деву в эфире.
Она не улыбнулась. Но и не дрогнула и не замялась.
– Я встречалась с Эшем, – тихо сказала она.
Эфир замер.
– Это не было обычным состязанием в силе, его я бы проиграла немедленно. Мне кажется… если я могу упредить магистра Гармодия… что он живет в эфире и наша реальность тяжела для него. Ради битвы воли… воли, использующей силу как оружие, если говорить в ваших терминах… я создала это.
Вспоминать что-либо в эфире непросто. Дворец воспоминаний живет только в разуме своего хозяина, и слабость, свойственная памяти, может привести к любым изменениям. Живые воспоминания – воспоминания о событиях – бесконечно искажаются и истлевают, как известно каждому герметисту. Победы и поражения лгут, воля отказывает, изображения тускнеют.
Но для большинства заклинателей воспоминания о манипуляциях герметической силой предстают зримыми и прочными. И память королевы о нападении Эша была живой, сложной и настолько напоенной эмоциями, что Моган заревела, а Габриэль вдруг заплакал.
Когда она отозвала воспоминание, каждый из них создал под ее руководством по золотому кирпичу. Кирпич Моган был великолепного болотно-зеленого цвета.
– Я не пыталась задеть его. Я только хотела защитить своего нерожденного ребенка. – Она улыбнулась. – Теперь мне интересно, чем был Эш и чем была Гауз.
Гармодий увидел в ее воспоминании еще одну тень.
– И чем была Тара.
– Дева защитила меня, – быстро сказала королева.