Грудь четвертого человека
Шрифт:
– Разводящий со сменой!
В темное время суток часовой обязан отдать команду:
– Разводящему – осветить лицо!
И разводящий (или начальник караула, дежурный по части, пусть даже командир полка, да будь там хоть сам министр обороны!) обязан выполнить требование часового. Убедившись, кто перед ним, часовой командует:
– Разводящий – ко мне, остальные – на месте!
И лишь подойдя к часовому, разводящий отдает команду караульному:
– Рядовой Петричко, на пост – шагом марш!
Караульный подходит – и лишь тогда начинается официальная передача поста. Часовой отчитывается: "Пост номер шесть: склад ОВС.
Двое дверей, два внутренних и два висячих замка,
И слово в слово всю эту хреновину повторяет сменщик, добавляя в конце:
– Пост принял!
Разводящий отдает команду:
– Рядовой Рахлин, с поста – шагом марш!
Рахлин пристраивается в хвосте всей колонны караульных, которая и следует дальше за разводящим, пока на всех постах не произойдет смена. Сменившиеся возвращаются в караульное помещение. Теперь на следующие два часа их черед – отдыхать, но не спать, а бодрствовать.
Разрешается читать уставы, разговаривать, но не мешать отдыхающей, спящей смене, которую через два часа разбудят и уведут на посты, а только что бодрствовавшая смена уляжется (не раздеваясь и не разуваясь) на топчаны – поспать два часа. После чего снова отправится на посты. И все повторится по той же схеме с неукоснительным соблюдением уставной процедуры.
В серьезном отношении к этой игре – залог успешного несения караульной службы.
В чем все же нередко отступали от устава, так это в распределении времени. Положено при нормальных погодных условиях на трехсменном посту стоять по два часа. В этом случае всем выпадает по восемь часов в сутки спать и по восемь – охранять пост. Однако отдых в бодрствующей смене – несколько меньше восьми часов, потому что каждый, сверх восьми часов охраны доверенного основного поста, должен еще и по 30 – 40 минут отстоять на посту у караульного помещения: его ведь тоже надо охранять, но специального трехсменного наряда сюда не назначают – эта обязанность распределяется между всеми караульными.
Разорванный на куски сон – тяжкая подробность данного наряда для молодого организма. Поэтому при малейшей возможности солдаты стараются этот распорядок себе облегчить. Например, в летнее время сдваивают период стояния на посту – находятся там не по два, а по четыре часа. Тогда соответственно меняется и время бодрствования, и время сна. Начальство на эти вольности смотрит порой сквозь пальцы.
Как-то раз мне пришлось нести службу на так называемом караульном посту – возле магазина "Военторг". Это, фактически, работа ночного сторожа, и солдат, стоя на таком посту, является не часовым, а лишь караульным, так что его обязанности упрощены, а ответственность не столь высока. И потому, с молчаливого согласия начальника караула и несмотря на жестокую, ветреную приморскую зиму, мы, двое назначенных на этот пост, разделили темное время суток (когда магазин и подлежал охране) поровну – каждому выпало простоять на морозе и под резким ветром по семь часов! Благо у нас был на двоих тулуп и на каждого по паре хороших валенок. Но насколько томительным было это стояние – помню до сих пор!
Солдатский фольклор метко запечатлел главную особенность караульного быта. "Что такое часовой?" – один из наиболее частых вопросов на ежесуточном разводе заступающего в наряд караула.
Официально отвечать полагается, примерно, так: "Часовой – это вооруженный караульный, находящийся на посту и выполняющий боевую задачу по охране определенного объекта". Народ, однако, придумал свой вариант:
Часовой – это труп,
Завернутый в тулуп,
Проинструктированный до слез
И выставленный на мороз.
Более
– штаб танкового полка, и там тоже развод, только более торжественный, потому что у танкистов был полковой оркестр. Каждый раз их начальник караула при появлении дежурного по части командовал:
– Караул – смирно! Для встречи с фронта слушай, на кра-ул!
Ровно та же процедура была и у нас, но – без оркестра.
Дежурный долго расспрашивал и накачивал караульных и разводящих.
Но ведь кроме того у нас и в режиме обычной учебы были занятия по несению караульной службы. С первых дней рассказывали нам всякие апокрифы о том, что случалось в других частях, и доводили нашу бдительность до полного идиотизма. Потом, с течением времени, каждый научался вести себя на посту спокойно, действовать без истерики. Но в первое время после принятия присяги молодые солдаты бывали обычно заряжены истерией новичков, а потому несли караульную службу нервно и были способны стать виновниками разных ЧП. Примерно в это же время рецидив панических настроений наступал и у тех, кто вступал в преддемобилизационный период – эти дергались на посту из боязни, что не доживут до заветного момента.
Вот потому-то у нас и происходили забавные казусы на посту – то с новичками, то, наоборот, со "старичками".
Молчаливый Витька Андреев из нашего взвода, старослужащий третьего года службы, однажды вечером, возвращаясь откуда-то в казарму мимо одного из охраняемых складов, был остановлен окриком часового. Витька ответил коротко и непочтительно, после чего хотел продолжить свой путь. Но часовой, угрожая оружием, заставил его лечь на землю лицом вниз и продержал так минут пятнадцать на морозе до прибытия разводящего со сменой.
– Хорошо еще – смена кончалась, – говорил потом Андреев. – Если б так час пролежать – замерз бы на… – И после долгой паузы поделился опытом: – Когда фазанищи на посты заступают – лучше по ночам мимо не ходить: убьют на…
Но и опытные "старички", со дня на день ожидающие приказа об увольнении в запас, вдруг заболевали сверхбдительностью.
Как-то раз ефрейтор Федоров, увольнение которого сильно задержалось, стоял.на дальнем посту – как раз возле упомянутых складов: вещевого и продуктового. Пост был самым дальним у нас в полку, и хранящееся здесь добро реально могло представить интерес для воров. Оттого-то стоять здесь ночью (знаю по себе!) было жутковато: в соседних кустах всегда что-то подозрительно шумело, поминутно раздавались какие-то непонятные звуки, чудилось, что кто-то приближается, подкрадывается – вот сейчас нападет… Федоров
("трусоват был Ваня бедный") вдруг заметил в маленьком слуховом окне под крышей вещевого склада мгновенный промельк чего-то белого.
Вгляделся – снова мелькнуло белое пятно – и исчезло. Кто-то там есть внутри…
– Стой! Кто идет? – крикнул Федоров строго по уставу. Но изнутри никто не ответил..
– Стой! Стрелять буду! – честно предупредил экс-почтальон полка.
Но и теперь никто не отозвался. Тогда ефрейтор вскинул свой СКС – самозарядный карабин Симонова – и выстрелил в окошко склада. А потом еще и крутанул ручку закрепленного на стене индуктора, тем самым послав сигнал тревоги в караульное помещение.