Группа крови
Шрифт:
Он принял сидячее положение, заставив старый дощатый топчан пронзительно скрипнуть, нашарил на столе сигареты и закурил. Грубые бетонные своды давили на него сверху, как могильный камень, желтушный свет слабенькой электрической лампочки действовал на нервы. Трест можно разбить лишь изнутри, в который раз вспомнил Гаркун. Сиди на нем и жди…
Он привалился плечом к холодной и шершавой бетонной стене, подобрал под себя ноги в грязноватых шерстяных носках и стал думать, мысленно перебирая своих партнеров по этому странному бизнесу и пытаясь угадать, в ком из них медленно вызревает зерно будущей гибели. В том, что крах близок, Гаркун не сомневался с самого начала. Когда затеваешь такое дело, нужно быть готовым к любым неприятностям. Неприятная
И все-таки – кто? Может быть, Мышляев, который с некоторых пор так вошел в роль американского босса, что начал свысока покрикивать даже на Гаркуна и Заболотного? Или этот чертов химик со своими очками и тем, что он по наивности именует чувством собственного достоинства?
Или, скажем, этот охранник, которого нанял Мышляев. На кой черт им охранник? Лишний человек – это лишняя пара глаз, лишняя пара длинных ушей и еще более лишний язык. А если обладатель всех вышеперечисленных органов догадается, чем они тут заняты, то последствия этого невозможно далее представить.
Самым слабым местом был, конечно же, Кузнец.
Гаркун всю жизнь побаивался этих небритых идеалистов с прозрачными детскими глазами. Страшно было подумать, на что окажется способным Шубин, если вдруг узнает, что его целых полгода водила за нос шайка фальшивомонетчиков. Впрочем, если его не ткнуть носом прямо в дерьмо, самостоятельно он не заметит. И потом, судя по некоторым намекам Мышляева, Кузнецу все равно осталось недолго. Как только технологический процесс будет окончательно отлажен, Кузнец тихо исчезнет. Куда и каким образом он исчезнет, Гаркуна не интересовало: это была забота Мышляева.
Из-за неплотно прикрытой железной двери доносились бубнящие голоса – звенящий от сдерживаемого раздражения голос Мышляева и невнятное, спотыкающееся бормотание Кузнеца. Во, нарезался, подумал о Кузнеце Гаркун. Даже завидно. Впрочем, нам-то кто мешает?
Он спустил ноги на пол и, не вставая с топчана, передвинулся поближе к столу. На столе среди объедков и захватанных стаканов возвышалась недопитая литровая емкость с водкой. Хорошо, подумал Гаркун, выбирая стакан почище и до половины наполняя его прозрачной жидкостью. Хорошо, так сказать, возвращаться к истокам. Лет десять назад в бутылке был бы финский спирт, а теперь водка.
Даже на рынке, между прочим, перестали пересчитывать цены на доллары. Спокойно берут рублями, даже если покупаешь автомобиль. От низкосортного импортного спирта и долларов – к хорошей водке и рублям… Что ж, это неплохо. Но что касается сбережений, то народ еще долго будет складывать в чулок не рубли, а именно «зелень». Спасибо, научили в свое время…
Гаркун выпил водки, закусил огрызком соленого огурца и смачно втянул в себя воздух. Хорошо, снова подумал он. Хорошо быть умным, особенно когда вокруг сплошное жадное дурачье. Умный человек способен сделать деньги из чего угодно. Например, из бумаги и красок, подумал Гаркун и, не удержавшись, фыркнул так, что куски непрожеванного огурца веером разлетелись у него изо рта.
Рассеянно смахнув прилипшие к подбородку крошки, Гаркун слил в стакан все, что до сих пор оставалось в бутылке, и сразу же выпил, как воду. Все-таки он напрасно грешил на водку – она-таки помогала. Конечно, подумал он, от всех хворей разом она не излечит. Водка, как и любое другое лекарство, может вылечить от всех бед и напастей, но лишь в том случае, если принять смертельную дозу. Тут важна пропорция, назидательно сказал он себе и обвел мрачноватый подвал помутневшим взглядом в поисках
Впрочем, Гаркун тотчас же вспомнил, что химик нахимичил чего-то не того и впал в немилость к «господину директору». Этот «укажет» правильные пропорции… Так укажет, что наутро очухаешься в морге с биркой на пальце, со свежим шрамом от подбородка до паха и с внутренностями в отдельном пакетике.
Кроме того, вспомнил Гаркун, Заболотный уехал в Москву буквально вслед за Кузнецом. Поехал добывать какие-то свои химикаты, что ли… Кузнец вернулся – правда, пьяный в дым и почему-то без машины, – а Заболотного все нет… Видимо, не нашел всего, в чем нуждался, и решил заночевать в Москве.
Ох, не распустил бы он там язык… Трест имеет свое слабое место…
Гаркун почувствовал, что начинает засыпать, и упрямо тряхнул головой. Засыпать с мыслями о Заболотном было обидно. Для разнообразия Гаркун решил на сон грядущий выкурить еще одну сигаретку и подумать о бабах. Он закурил и попытался представить себе какую-нибудь крепкозадую красотку в соблазнительной позе. Вместо этого он почему-то увидел себя самого – такого, каким он должен был, по идее, выглядеть в глазах любой нормальной бабы: низкорослого, кривоплечего, горбатого, волочащего за собой сохнущую укороченную ногу в ортопедическом ботинке, с торчащими во все стороны грязными волосами, слезящимися бесцветными глазенками, плохо выбритого и с дурным запахом изо рта. «Да, – подумал Гаркун. – Да-да-да… Вот тебе и ответ на все твои сомнения и страхи. Плевать на них – и на страхи, и на сомнения, и на яйца, которые бьются только изнутри. Плевать, плевать и плевать! Потому что дальше так жить нельзя. Чтобы жить с такой внешностью, ума мало. Нужны, черт возьми, деньги. И они у меня будут. Всех куплю и продам! А потом снова куплю… Вы у меня еще попляшете в одних туфельках! А кто попытается мне помешать, пусть заранее заказывает место на кладбище. Зубами загрызу – наплевать, что они у меня шатаются и болят. Глаза вырву и съем, ясно?»
С сильно бьющимся сердцем он наклонился вперед и принялся шарить под столом, нащупывая среди батареи пустых бутылок полную. Наконец его поиски увенчались успехом, и он с торжественным стуком водрузил бутылку на середину стола.
– Выпьем, – вслух обратился он к бутылке, свинчивая с горлышка колпачок.
Бутылка, как и следовало ожидать, ничего ему не ответила, зато из-за неплотно прикрытой железной двери донесся с трудом сдерживаемый возглас Мышляева: «Пить надо меньше!» Услышав это заявление, Гаркун слегка вздрогнул, с подозрением посмотрел на бутылку, словно и впрямь думал, что это литровая емкость решила призвать его к порядку, бросил косой взгляд на дверь и криво улыбнулся, показав редкие испорченные зубы. Моралист, подумал он о Мышляеве, напрягая слух, чтобы понять, наконец, о чем идет речь. Но голоса за дверью снова сделались приглушенными. На секунду Гаркуну показалось, что, говоря об умеренности в употреблении спиртного, «господин директор» имел в виду именно его, но щель между дверным полотном и косяком была не больше пяти миллиметров в ширину, так что видеть его Мышляев, конечно же, не мог.
Махнув рукой, Гаркун наполнил стакан и медленно, смакуя каждый глоток, выпил его до дна. "Пить и вправду надо меньше, – подумал он, возвращая пустой стакан на стол. – Особенно мне, с моим слабым здоровьем и далеко не богатырским телосложением. Сила воздействия алкоголя на организм прямо пропорциональна живому весу, а во мне этого веса кот наплакал. И вообще, когда занимаешься таким делом, как наше, лучше совсем не пить. Мало ли что взбредет в пьяную башку. Такие дела нужно делать в здравом уме и трезвой памяти, вот только… Как жить-то? В этой стране без бутылки в здравом уме надолго не останешься, вот ведь беда какая. Вон Кузнец – святая простота, блаженный, «чокнутый профессор», которому работа заменяет и секс, и наркотики, и алкоголь, – и тот не выдержал, дал слабину.