Группа крови
Шрифт:
«Удачи», – с сомнением произнес в динамике женский голос.
Абзац вздохнул: таксиста можно было понять.
Кто знает, что может взбрести в голову плечистому пассажиру, которому вдруг приспичило посреди ночи ехать к черту на рога, в Коломну, и даже не в Коломну, а в какую-то деревню за Коломной…
– Возьми двести, командир, – сказал Абзац, отдавая таксисту обе фальшивые бумажки. – Только давай побыстрее. И не бойся, я не маньяк и не коллекционирую желтые «волги» с шашечками.
Таксист включил потолочный плафон, придирчиво осмотрел
Абзац сам не знал, почему отклонил предложенную Пауком помощь. Возможно, его отказ был вызван профессиональной осторожностью: принять помощь Паука значило довериться ему целиком и полностью. Идти на опасное дело с человеком, которому не до конца доверяешь, равносильно самоубийству: пытаясь уследить и за противником, и за своим партнером, очень легко потерять из виду обоих.
Но Абзацу почему-то казалось, что дело не в этом.
Возможно, Паук был слишком молод для участия в таких поездках.
"А, черт, – с досадой подумал Абзац. – Сколько можно в этом копаться? Я привык работать в одиночку, мне так легче, удобнее и проще, так какого черта надо разводить вокруг этого философию?
И потом, кто сказал, что меня там ждет работа? Сейчас я приеду в эти Ежики – ну что за название, честное слово! – постучусь в ворота, и мне навстречу выйдет заспанный тип в семейных трусах и в валенках на босу ногу, который скажет, что слыхом не слыхал ни о каких долларах. Или вообще заявит, что пять тысяч были отложены у него на черный день, а получил он их от неизвестного лица кавказской национальности за какой-нибудь самодельный трактор или комбайн с вертикальным взлетом. Останется только выпить с ним водки, заночевать в сенях, укрывшись вонючим тулупом, а утром с похмелья думать, как жить дальше…"
– Курить здесь можно? – спросил он у водителя.
– А ты неграмотный? – неприветливо ответил тот, имея в виду стандартную табличку с надписью:
«Не курить!», привинченную шурупами к крышке бардачка.
– Грамотный, – сказал Абзац, – но недоверчивый. В газетах тоже много чего пишут. Я уж не говорю о том, что пишут на заборах…
Водитель фыркнул и выдвинул пепельницу. Абзац предложил ему сигарету, и оба с удовольствием задымили, достигнув относительного взаимопонимания.
– Зачем тебе в эти Ежики? – спросил водитель. – Или это секрет?
– Да какой там секрет, – пожал плечами Абзац. – Съезжу, пристрелю пару человек, и домой.
Водитель дипломатично засмеялся, желая показать, что по достоинству оценил мрачноватый юмор пассажира. Абзац усмехнулся: он и сам не знал, какая доля правды содержалась в его шутке. Револьвер Паука оттягивал карман. Паук сам настоял на том, чтобы Абзац взял с собой оружие. «А он у тебя не фальшивый?» – спросил у него Шкабров, запихивая револьвер в карман куртки. «Игрушечный, – пошутил Паук. – Стреляет горохом и жеваной бумагой…»
Когда машина свернула на Новорязанское шоссе, снегопад, казалось, усилился, превратившись в настоящую
За Рязанью они едва не заблудились в метели, пропустив поворот, и блуждали бы, наверное, до утра, если бы не встретились с дорожным патрулем, подстерегавшим нарушителей. Общительный старший лейтенант подробно растолковал им дорогу и даже пожелал счастливого пути.
– Надо же, – сказал Абзац, когда огни милицейской машины скрылись за пеленой косо летящего снега, – мент, а тоже человек.
– Все мы человеки, – угрюмо ответил водитель, – только одни вкалывают, а другие с них тем временем на ходу штаны снимают.., чтобы, значит, вкалывать легче было.
Когда на обочине справа от дороги возник залепленный снегом дорожный знак, установленный на границе населенного пункта со смешным названием Ежики, Абзац велел водителю остановиться.
– Дальше я сам, – сказал он. – А ты, папаша, разворачивай свою колымагу и дуй домой.
Его так и подмывало сказать таксисту, чтобы он не совался с заработанными долларами в обменный пункт, но Абзац сдержался. Таксисты – народ тертый, чуть что, хватаются за монтировку. Вон он какой – кряжистый, как медведь. Чтобы отбить у него охоту драться, его придется двинуть очень основательно. А за что, спрашивается? Пусть себе едет, а с долларами как-нибудь разберется – ему, надо полагать, не впервой…
Скользя ногами по спрятанной под снегом траве, он двинулся вдоль улицы. Деревня уже спала. Неожиданно выяснилось, что искать ненастной зимней ночью определенный номер дома на неосвещенной деревенской улице – занятие почти безнадежное.
Облепленные мокрым снегом дома и заборы выступали из крутящейся снежной мглы неясными темными силуэтами, и было невозможно определить, какая сторона улицы четная, а какая нечетная. Абзацу захотелось завыть. Он даже задрал голову, словно и впрямь намереваясь испустить тоскливый волчий вой, и тут в глаза ему бросилась мигающая красная точка, неподвижно висевшая в черном небе. Самолет? Какой, к черту, может быть самолет в такую погоду и на такой высоте… Абзац проморгался, протер глаза. Подмигивающий красный глазок по-прежнему горел высоко над головой.
Вышка, вспомнил он. Вот же оно что – вышка!
О ней говорил Коровин. Только что же это за вышка такая? Ведь на глаз в ней метров тридцать получается, а то и все сорок…
Абзац был снайпером и привык доверять своему глазомеру, но здравый смысл протестовал против полученных результатов, и, чтобы не отвлекаться, Шкабров решил считать непомерную высоту вышки обманом зрения. «Мне бы сейчас глоточек шотландского, – с тоской подумал он, беря курс на мигающий в вышине красный огонь. – Плевать бы я тогда хотел и на погоду, и на обманы зрения…»