Группа особого назначения
Шрифт:
Но вот почему Авдонина перевели из одноместной? Решать этот вопрос было некогда. Качура проворно вышел из палаты, выхватывая пистолет. Круговым движением вскинул руку, мгновенно прицелился и произвел точный выстрел. Сближаясь с охранником, выстрелил еще раз. Не глядя на ткнувшегося в собственные колени милиционера, Олег отворил дверь в двести первую палату, с порога внимательно оглядывая больного. Андрей лежал на кровати, глаза полуоткрыты, ресницы часто подергиваются. Качура подошел к больному вплотную и снова вскинул руку с пистолетом.
На вопрос Ловчака:
Услышав длинный гудок, Ловчак опустил руку с трубкой и, придерживая телефонный аппарат, набрал номер.
– Этот доктор к Смирнову? – спросил он, поймав на себе взгляд медсестры.
– Как к Смирнову? – Девушка только сейчас вспомнила, что Авдонина перевели в соседнюю палату, а на его место положили Смирнова; его родственники очень обрадовались одноместной палате. Вечером к больному приходили знакомые, но их не пропустили, через нянечку они отослали передачу, девушка как сейчас помнила: прозрачный полиэтиленовый пакет с фруктами. В голосе медсестры прозвучала обеспокоенность: – Нет, он пошел к Авдонину.
Ловчак бросил трубку. Полуобернувшись на ходу, бросил:
– Ты знаешь этого доктора?
– Нет. Но он сказал, что работает в терапии. – Девушка поняла, что вскоре произойдет что-то непоправимое. Что – даже не представляла. Но страх заставил ее заранее сжаться.
Женино ухо уже уловило вдали два характерных, едва различимых глухих хлопка. «В охранника», – тактически грамотно определился он. Через пару секунд смог убедиться в этом, когда завернул за угол. Следующими выстрелами будет убит Авдонин.
Проклиная свою ногу, Ловчак длинными несуразными скачками стремительно приближался к палате. С замиранием сердца девушка проследила, как он скрылся за поворотом коридора.
Женя только мельком взглянул на мертвого охранника, сложившегося в нелепой позе. До открытой двери палаты оставалась пара шагов.
Качура все еще держал в руках пистолет, когда почувствовал жесткую хватку у себя на талии.
Евгений Ловчак в свои двадцать шесть весил под девяносто килограммов. Избыточный вес, предусмотренный конституцией его тела, помешал ему в юности добиться больших высот в гимнастике, но на мастера спорта он сдал. Его любимым снарядом были кольца, и он без особых усилий оторвал Качуру от пола. Прежде чем швырнуть противника к двери, «беркут», высвобождая одну руку, эффектным приемом выбил из рук Качуры пистолет. Олег полетел в противоположную сторону. Он сильно ударился спиной о стену, но тут же оказался на ногах.
Прижав подбородок к груди, с широко расставленными в сторону руками на него стремительно надвигался не очень высокий крепыш. Так стремительно, что Олег только в последнее мгновение понял, что очень близко подпускать к себе его не стоит. Он только успел поднять руки.
Ловчак перехватил их и припечатал к стене. Тут же провел удар головой в переносицу и коленом в пах.
Другому в подобной ситуации можно было бы открыть счет, но Качура только на короткое мгновение поймал мутную пелену перед глазами. Весил он чуть меньше противника и на спор с Ещеркиным мог расколоть кулаком силикатный кирпич. Но для этого нужно сосредоточиться, размахнуться… А этот парень держал его руки словно клещами.
Не дожидаясь повторного удара головой, Качура резко выдохнул и подогнул колени, чтобы всей тяжестью уйти вниз и освободить руки. Но так и остался висеть: Женя намертво пригвоздил руки к стене. И вдобавок нанес так ожидаемый противником удар в лицо. Однако положение Качуры стало более выгодным, он лишил соперника возможности действовать ногами и еще больше подогнул свои, чтобы оттолкнуть Ловчака. Но тот неожиданно отпустил хватку, и Олег скользнул по стене, поймав на полпути еще один удар ногой в голову.
В партере Женя отработал не хуже Набухико Токады. Качура получил не менее десятка сильных ударов в грудь и голову, необъяснимым образом ушел от болевого приема; единственной его мыслью теперь было поскорее унести отсюда ноги. Забывая технику рукопашного боя, он нелепо прикрывался руками и старался толкнуть ногой в грудь противника. Наконец ему это удалось.
С непостижимой скоростью, почти ничего не видя заплывшими глазами, он оказался у двери. Пробежав мимо онемевшей медсестры, Качура устремился вниз по лестничному маршу.
Вслед за ним из палаты показался Ловчак. Ему не хватило скорости: когда он выбежал в основной коридор, Качура уже подбегал к выходу из клиники.
На всякий случай прикоснувшись к шее охранника, Ловчак снова вошел в палату, приблизился к койке, на которой лежал Авдонин.
На лбу пациента Марата Ягдташева кровоточили две ровные круглые раны. Единственный человек, который мог пролить свет на судьбу Саньки, был мертв.
Глава девятнадцатая
Сегодня исполнилось бы двадцать шесть лет бывшему бойцу бригады «Черные беркуты» Алексею Ремезу. Квартира на Большой Песчаной до сих пор хранит невидимое присутствие хозяина. В середине стола, сервированного по-полевому, стакан с водкой, накрытый кусочком хлеба. Ему, Алексею, – и водка, и хлеб. Но в этот вечер помянули и Сашу Сапрыкина, Сашу Гвоздева, Славу Михайлина, Гришу Касарина. Всех не стало в один день. Прикрывая глаза, Кавлис отчетливо слышал перестрелку, сквозь помехи до него доносится голос Ремеза, какой-то отчаянный, бесшабашный, обреченный звучит он в рации. Отстреливаясь от десятков боевиков банды полевого командира Расмона, Алексей бросает в ночь: «Коля, жми, а я накрою. Ваня, бей, а я прикрою…»
Всех прикрыл. А сам не дотянул какие-то минуты. И слышал, наверное, что к основной группе россиян на помощь уже пришли Женя Ловчак и Мишка Зенин. Наверняка слышал.
Кавлис изредка бросает взгляды на фотографию Алексея. Просто не верится, что Лешки нет в живых. Обманывая себя, бога, черта, ждал с какой-то невыразимой тоской: вот сейчас откроется дверь, и беззаботное с виду лицо Ремеза улыбнется с порога: «А почему без меня?»
Тихо за столом. Каждый думает о своих товарищах; иногда мысли сбиваются, растворяясь в пустоте, но все это боевые друзья: Ремез, Гвоздев, Сапрыкин… О «черных беркутах» на Кавказе говорили: «И пули их не берут». Неправда. Брали. Они такие же люди. И горячему свинцу без разницы, кто перед тобой. Другое дело – как.