Грустная дама червей
Шрифт:
В зале было сизо от табачного дыма, народ вовсю отплясывал кто во что горазд, громко гремела музыка. Кто-то из хористов приблизился к столику и, поклонившись, пригласил Карину на танец.
Она мельком глянула на Олега, заметила в глазах того веселое, смешливое выражение и, мысленно показав ему язык, встала. Высокий молодой человек, певший в тенорах, галантно провел ее под руку к площадке, где надрывался ансамбль. Вокруг щелкали хлопушки, сыпалось конфетти, раздавались взрывы хохота.
Карина положила
Она представляла себе, что танцует с Олегом, что это их Новый год, который они встречают лишь вдвоем, вдали от всех, возможно на необитаемом острове. Нет, лучше на Неаполитанском карнавале, где нет ли одного знакомого лица, только маски, а кругом — музыка, шум, огни, аромат свечей и хвои.
Сильные, умелые руки ловко вели её в танце: пару шагов вправо, один вперед, два влево, а дальше все сначала.
«Как Новый год встретишь, так его и проведешь», — подумала Карина и засмеялась, тихо и счастливо.
Её кавалер слегка затормозил, остановился, продолжая удерживать Карину за талию, взглянул на нее с восторгом и интересом.
— Дама желает шампанского?
— Не откажусь, — кивнула она и улыбнулась.
Они подошли к столику парня. Там также сидела теплая компания, кое-кто уже дремал, привалившись к дружескому плечу. Тенор плеснул из бутылки в бокалы остатки отличного французского шампанского.
— Прошу, — протянул он один фужер Карине, другой поднес к губам. — Выпьем на брудершафт?
— Выпьем.
Они выпили, сцепившись локтями, затем трижды поцеловались и перешли на «ты».
Тенора звали Володя, ему шел только двадцать второй год, и он еще учился в консерватории на дирижерско-хоровом факультете.
Володя оказался замечательным парнем. Они с Кариной проболтали около часа, нашли общих знакомых среди преподавателей, чуть-чуть посплетничали относительно Любаши и рассеянного Михалыча и расстались лучшими друзьями.
В отличном настроении Карина вернулась к своему столику и обнаружила его совершенно пустым.
Пепельница была переполнена окурками, в центре громоздились порожние бутылки из-под шампанского, ликера и водки. Со спинки одного из стульев свисала длинная блестящая Любашина шаль.
Недоумевая, куда мог деться весь народ, Карина пошарила глазами по залу. Взгляд ее вскоре зафиксировал Михалыча и Любашу. Те лихо отплясывали неподалеку от столика. Дирижер крепко держал хоричку пониже талии, Любашины арбузные груди, обтянутые тонким гипюром вечернего платья, подпрыгивали и тряслись. Она звонко хохотала и задирала вверх толстенькие ножки, похожие на свиные копытца…
Карина невольно прыснула и, покачав головой, уселась за стол. Олега нигде видно не было — очевидно, он вышел из зала.
«Скорее всего, Леля побежала за ним», — решила Карина и тут же увидела ее. Та стояла
Рядом с Лелей, спиной к залу, стоял Вадим. Он что-то говорил ей, оживленно жестикулируя, та слушала его, глядя в никуда, и изредка кивала головой. Лицо ее с каждой минутой становилось все несчастнее.
Сердце у Карины екнуло и покатилось вниз. Что это значит? Как давно они беседуют и, главное, о чем? Тема разговора, судя по Лелиному виду, явно серьезная. Что придумывал Вадим половину новогодней ночи, сидя за столом непривычно мрачный и отрешенный?
Решил наконец открыть Леле глаза на то, что ее обманывают? Леле, которая носит под сердцем ребенка, которой нельзя переживать и волноваться!
Карина почувствовала, как ее затрясло, точно она, подобно Любаше, подскакивала в пьяном, непристойном танце.
Где, интересно, бродит Олег? Неужели он ничего не заметил, запросто позволил приятелю фискалить на него и Карину? Что теперь будет с Лелей?
Вадим перестал говорить, слегка коснулся Ледяного плеча и тут же отодвинулся. Потом, поколебавшись, быстро нагнулся, поцеловал ее в щеку и так же стремительно зашагал к выходу из зала.
Леля продолжала стоять у стены, лицо ее было совсем бледным, взгляд оцепеневшим и задумчивым.
Карина глядела на нее, не решаясь приблизиться, начать разговор.
Наконец Леля сама покинула угол и медленно побрела к столику. Заметила сжавшуюся на стуле Карину, рассеянно улыбнулась, села рядом. С сожалением окинула взглядом бутылку, на дне которой оставалась капля жидкости.
— Жаль, нельзя выпить. Мне сегодня хочется, как никогда, а врачиха сказала — не больше двух рюмок. А то повлияет на малыша.
Карина молча кивнула, не в силах вымолвить ни звука.
— А где Олежка? — Леля посмотрела по сторонам. — Он же оставался, когда я пошла в туалет.
— Не знаю, — выдавила из себя Карина. — Возможно, его увел кто-нибудь из скрипачей.
Терпение ее иссякло, ей хотелось схватить Лелю за плечи, крикнуть ей в лицо: «Что тебе сказал этот ублюдок? Что?»
— Вадик такой чудной, — протянула Леля, облокачиваясь руками о стол, — такой чудной. Он мне только что сказал… он сказал…
Горло Карины сжал спазм. Сейчас, вот сейчас начнется…
— Каришенька, пойдем домой. — Леля вдруг зевнула и капризно надула губки. — Я устала. Ну его, Олежку, пусть повеселится. Мы с тобой машину возьмем, ладно? — Она глядела на Карину спокойно, как всегда безмятежно, глаза ее действительно слипались.