Грязная работа
Шрифт:
Джейн разместила младенца в изгибе правой руки, а левой обняла младшего брата за плечи.
— Чарли, ты принимаешь антидепрессанты и успокоительные, а не трескаешь кислоту. Посмотри вокруг, здесь же все на чем-нибудь сидят. — Чарли послушно выглянул в кухонный проход: женщины в черном, большинство — средних лет или старше, качают головами, мужчины держатся стоически, рассредоточились по периметру гостиной, у каждого в руках — солидный стакан, все пялятся в пространство.
— Видишь, всем пиздец.
— А маме? — Чарли показал подбородком на мать, выделявшуюся из прочих седовласых
— Маме особенно, — ответила Джейн.
— Схожу поищу, на чем сидеть шиву. Не знаю, почему нельзя на диване. Бери дочь.
— Не могу. Мне ее не стоит доверять.
— Бери, сука! — рявкнула Джейн прямо в ухо брату — но как бы шепотом.
5
«Старомодный» — первый напиток, считающийся коктейлем: бурбон, скотч или ржаной виски, содовая, горькая настойка «Ангостура» и кубик сахара. Рецепт и способ приготовления впервые описаны в 1806 г.
Между ними уже давно решилось, кто в доме альфа-самец, — им был не Чарли. Джейн сунула ему в руки малютку и направилась к лестнице.
— Джейн, — воззвал к ее спине брат.
— Ты там оглядись, перед тем как зажигать свет. Может, какую жуть заметишь.
— Ну да. Жуть.
Джейн оставила Чарли в кухне — он внимательно осматривал дочь: ну, может, голова чуть продолговатая, а так немножко похожа на Рэчел.
— Твоя мамочка любила тетю Джейн, — сообщил он малютке.
— Они вместе разбивали меня в «Риск»… и в «Монополию»… и в спорах… и на кухне у плиты. Спиной он сполз по холодильнику на пол, уселся, раскинув ноги, и зарылся лицом в одеяльце Софи.
В темноте Джейн шваркнулась лодыжкой о деревянный ящик со старыми телефонами.
— Да это просто дурь какая-то, — сказала она себе и щелкнула выключателем.
Никакой жути. Затем — потому что Чарли бывал кем угодно, только не психом, — опять выключила свет: ничего не пропустила?
— Жуть, ага.
Никакой жути в лавке не наблюдалось — за исключением самой Джейн, которая стояла в торговом зале и потирала лодыжку.
Но, не успев снова зажечь свет, Джейн заметила, как снаружи кто-то заглядывает в витрину — ладонями защищает глаза, чтобы пробиться взглядом сквозь отражения фонарей. Пьяный турист или бездомный, решила она. Прошла по темной лавке между минаретами комиксов и укрылась за вешалкой с пиджаками, откуда хорошо просматривалась витрина, вся в гроздьях дешевых фотоаппаратов, уставленная вазами, усыпанная ременными пряжками и прочим барахлом, кое Чарли почитал достойным покупательского интереса, но не достойным того, чтобы раскокать стекло и стибрить.
Мужик был вроде высок ростом и не бездомен — одет прилично, только отчасти монотонно, в светлое: Джейн показалось — в желтое, но под уличными фонарями не угадаешь. Может, и светло-зеленое.
— Мы закрыты, — сказала она громко, чтоб ее услышали сквозь стекло.
Человек снаружи оглядел всю лавку, но Джейн
— Я ищу хозяина, — сказал высокий человек.
— Надо ему кое-что показать.
— В семье горе, — ответила Джейн.
— Мы будем закрыты всю неделю. Можете прийти через неделю?
Высокий кивнул, оглядывая всю улицу слева и справа. Качнулся на одной ноге, будто собирался задать стрекача, но все время останавливал себя — как спринтер, напрягшийся у стартовой колодки. Джейн не шелохнулась. На улице всегда кто-нибудь есть, к тому же еще даже не слишком поздно, только мужик все равно какой-то дерганый.
— Послушайте, если вам нужно что-нибудь оценить…
— Нет, — оборвал он.
— Нет. Просто передайте ему, что она… нет, скажите, пусть ждет бандероли почтой. Пока не знаю, когда придет.
Джейн сама себе улыбнулась. У мужика что-то есть — брошка, монета, книга, — и штуковина эта, считает мужик, принесет ему какие-никакие деньги: выкопал, наверное, в бабушкином чулане. Такое Джейн видела десятки раз. Ведут себя при этом так, словно отыскали потерянный город Эльдорадо, — приходят, запрятав вещицу под курткой или обернув в тысячу слоев папиросной бумаги и обмотав клейкой лентой.
(Чем больше ленты, как правило, тем никчемнее оказывается предмет, — наверное, соотношение можно рассчитать по какой-нибудь формуле.) В девяти случаях из десяти — наверняка дрянь.
Джейн наблюдала, как отец искусно пытался не обидеть такого клиента и мягко низвести его до разочарования, убедить, что от воспоминаний вещь бесценна и он, презренный старьевщик, даже не станет пытаться ее оценить. Чарли же просто говорил им, что ничего не понимает в брошках, монетах или что у них там, и за дурными известиями отправлял к кому-нибудь другому.
— Ладно, передам, — сказала Джейн из укрытия пиджаков.
На этом дылда ушел огромными шагами богомола, скрылся с глаз.
Джейн пожала плечами, отошла от витрины и зажгла свет, после чего нырнула за подушками в кучи старья.
Заведение было немаленькое — оно занимало почти весь нижний этаж здания, к тому же порядка здесь не наблюдалось почти никакого, ибо каждая система, разработанная Чарли, через пару недель рушилась под собственной тяжестью, и в сухом остатке выходило не лоскутное одеяло благоустройства, а заросший сад несочетаемых куч.
Лили, девушка-готка со свекольными волосами, работавшая у Чарли три дня в неделю, говорила, что если им вообще удается здесь что-либо находить, это просто лишнее доказательство теории хаоса, — после чего, бормоча себе под нос, удалялась в переулок курить гвоздичную папироску и прозревать Бездну.
(Хоть Чарли как-то и заметил, что эта самая Бездна до ужаса напоминает обычный мусорный контейнер.)
Навигация по проходам заняла у Джейн минут десять; она отыскала три подушки — вроде бы широкие и толстые, в самый раз для сидения шивы, — а вернувшись в квартиру, брата своего обнаружила на полу: тот свернулся зародышем вокруг малютки Софи и спал. Остальные плакальщики совершенно о нем забыли.