Гудвин
Шрифт:
Миша удивился и с трудом поднялся с дивана. Его ботинки валялись у столика и он нащупал их, стараясь не шуметь. Огонь в печи потух, но от неё исходил такой жар, словно в ней собирались кого-то запекать. За столом слева никого не оказалось, под тёмным экраном компьютера горела тусклая красная лампочка. Пусто оказалось и на кухне. В недоумении Миша попытался понять, где ещё можно было спать в этом доме. Ему стало понятно, когда он увидел открытый люк на чердак.
Когда он вышел в коридор, его вдруг посетила странная идея. Он вернулся в избу
Поборов неистовое желание кота Бори вырваться из душного помещения, Миша вышел на улицу и с облегчением вздохнул. Он прошёл по оживлённой деревне, утро в которой начиналось строго в пять часов, до самого моего сорок второго дома. Сергей спал на диване у печки, а я развалился на кровати, отгороженной от остального дома высоким дубовым шкафом. Миша решил нас не будить и позавтракал остатками вчерашних Сергеевых кулинарных изысков. Лепёшки, которые Сергей наловчился делать в виде питы, лежали туго набитыми плохо прожаренным говяжьим мясом и картошкой в мундире.
Я проснулся раньше Сергея и негромко поздравил Мишу с тем, что ему удалось вырваться из лап Комарова. Я даже залез под шкаф и достал оттуда две бутылки пива.
Миша от предложения решительно отказался, ссылаясь на стабильное утреннее похмелье. Вскоре поднялся Жемякин и мы втроём закончили скудную трапезу, мыча сквозь набитые рты слова одобрения.
– А мы всё время спим в одежде?
– спросил я, откинувшись на спинку деревянного стула после еды. Меня почему-то посетила необычная утренняя мысль.
– Ну я - да, - ответил Сергей.
– Деревня же.
– Я - не всегда, - сказал Миша и достал розовый блокнот.
– Так ты с девушкой живёшь, - внушительно сказал Сергей, подняв палец.
– Это другое
дело.
– Да, - согласился я.
– Тебе можно.
– Не живу я уже ни с кем, - мрачно ответил Миша и рассказал нам свою нехитрую
историю, под конец которой я не удержался и разразился смехом.
– Отличная идея! И почему Арсентий нам не заходит?
Миша не ответил, а лишь вгляделся в блокнот, беззвучно шевеля губами.
– Ты что, отнял его у маленькой девочки?
– спросил я, хохотнув.
– Не знаю, - пожал плечами Миша и указал пальцем на ящик шкафа.
– Я там его нашёл.
– Наверное моей племянницы, - кивнул я.
– Так как ты вырвался на волю?
Он рассказал нам обо всех приключениях, начиная с попадания в участок и заканчивая просмотром старых школьных документов.
– Так значит, они действительно украли деньги?
– спросил я.
– Похоже на то, - кивнул Миша.
– Но кому есть дело до советских рублей? Мне больше
интересно, кто такая Чардымова.
– Никогда не слышал, - сказал я. Сергей молча пожал плечами.
– Ну хорошо, - не сдался Миша.
– Чьи фамилии мы знаем?
– Да всех, - после недолгой паузы ответил Сергей.
И мы принялись перечислять. Черненко, Спидоренко, Урусовы,
– У тебя последний дом?
– спросил Миша, когда мы закончили.
– Да, - кивнул я.
– Напротив - сорок первый, там жила баба Марья Татьяненко. Умерла,
когда мне исполнилось три, а ей - девяносто восемь. Кого забыли?
– Вроде никого, - Сергей пожал плечами и на его лице отразилась глуповатая ухмылка.
– Разве что Витька. Мы переглянулись.
– А какая фамилия у Витька?
– спросил Миша. Я вылупил глаза.
– Да хорош, - Сергей махнул рукой.
– Витёк - пьяница. Из него учитель физкультуры, как из меня учитель физкультуры. К тому же там у тебя женщина.
Но, судя по Мишиному лицу, убедить его не удалось.
– Пойдём спросим его?
– предложил я.
– Да, - кивнул он.
Так как дом Витька находился на соседнем ответвлении, мы потратили на путь минут пять. Домом то сооружение, в котором Витёк коротал дни до своей, без сомнения, скорой смерти, назвать язык не поворачивался. Когда-то это поместье с двумя парадными и большим двором ярко выделялось на фоне остальных серо-бурых построек благородным бордовым цветом. Стоя на массивной завалинке, деревянный каркас как-бы возвышался над миром, создавая ощущение величия.
К сожалению, Витькин гений на тридцатом году жизни толкнул его на выгодную сделку с пилорамой, которая экспроприировала половину строения в обмен на несколько бутылок водки. Теперь внушительная часть зала с белой печной стеной, представляла из себя эдакую веранду, пол которой ощетинился отпиленными досками и брёвнами. Крышу изнутри подпирали три новенькие, но очень хрупкие досочки.
Хозяин дома сидел, сгорбившись над невысоким столом на этой самой веранде. Он кутался в знакомую всем драную куртку из брезента и держал в руке дрожащий гранёный стакан. Когда мы подошли и с трудом забрались на высокий пол перед его столом, Витька не обратил на нас никакого внимания. На сухом лице его светился новый бланш, аккурат под левым глазом.
– Витё-ок, - протянул Сергей.
– У тебя как фамилия?
Из того, казалось, выжали все соки. Которых и раньше не набралось бы на пипетку. Но сейчас он едва сумел поднять глаза, чтобы посмотреть на нас. Миша, почувствовав драйв, схватил стул напротив и сел.
– Слушай, - сказал он с мягкостью в голосе, которая, по моему мнению, не могла произвести никакого эффекта.
– Нам очень надо знать, понимаешь?
И она не произвела. Витёк хотел пожать плечами, но не смог. Тогда Миша, вспомнив что-то, засунул руку в глубокий карман своей мешковатой куртки и выудил оттуда прозрачную бутылку, на дне которой плескалась водка. Глаза Витька немного вспыхнули, когда Миша вылил содержимое в его пустой стакан. Пьяница поболтал жидкость, словно дорогое вино, и выпил залпом, грохнув стакан об стол.