Гукюн

Блэк Ниль

– Если она покинет Иблис, я спалю этот город, – он терзает пальцами ни в чём не повинный подлокотник кресла.

– Не покинет, я выставил людей на каждом выезде, правда, огромные столпотворения у ворот, но проверяют всё, вплоть до ручных котомок, – останавливается рядом Хосров.

– Как? Как она могла выйти за пределы дворца сама? У нее есть союзник извне, я до всех доберусь, я найду этих мразей, ей помогающих, – рычит Гуук. – Это моя девчонка. Она принадлежит мне! Я ее цепями к себе прикую, чтобы неповадно было.

– Нашли, – вбегает в зал запыхавшийся воин, и Гуук наконец-то выдыхает.

***

Для Юны всё складывалось просто замечательно. На одной из улочек хозяин повозки, как они в пути и договорились, постучав по дну, ушёл поесть, а Юна, выбравшись, внутренними двориками направилась к стенам города. Девушка планировала, что, выйдя за пределы Иблиса, примкнёт к первому же каравану. Юна не успела далеко отойти от повозки, как ее схватили и, перекинув через коня, привезли опять во дворец. Юна не сомневается, что в этот раз точно умрёт, и она к этому готова.

Девушку волокут в главный зал Идэна и, толкнув на каменный пол перед Гууком, отходят. У стены расхаживает Хосров, на полу на коленях продолжает заливаться слезами Бао, воины альфы стоят позади девушки, готовые в любой момент свернуть ему шею.

Юна поднимается с пола, чтобы, как минимум, не уподобляться отвратительному ей Бао, но получает сильный удар по ногам дубинкой от стоящего позади воина и вновь падает на колени перед Гууком.

– Я не разрешал, – Гуук смотрит сверху вниз, Юна корочкой льда покрывается, обычно привычные отблески огня в чужих глазах острыми льдинками сменились. Даже колени к полу под ледяным взглядом словно примерзают.

– Мне не нужно твоё разрешение, – она сама себя издалека будто слышит, всё пытается снова подняться, но в этот раз удар ещё сильнее. У Юны из глаз искры сыпятся, она больше попыток не делает.

– Ты нарушила мои указания. Вместо того, чтобы ползать под моими ногами, моля о прощении, ты смеешь мне перечить. Научись уже покорности, моё терпение на самой грани, – Гуук нагибается вплотную, обхватывает ее за горло и удерживает. – Мне надоело играть, – губы в губы, глаза в глаза. У Юны сердце по стенкам вниз сползает, впервые она не то чтобы не хочет отвечать, она не может. Она в угольного цвета глаза, на дне которых смола закипает, всматривается, как в этой смоле живьём сгорает, видит.

– Мой господин, – отвлекает Гуука вошедший, скорее вплывший в комнату Рин.

Юна в который раз поражается тому, как красиво этот омега двигается, и мысленно благодарит его за вмешательство, потому что только что Гуук ее одним только взглядом чуть не сломал.

– Прошу простить за вмешательство, – опустив взгляд, останавливается напротив альфы Рин. – Но вчера днём у бассейна я забыл ожерелье, ваш подарок, – Рин делает паузу, утирая скатывающиеся слезы, – простите мне мою забывчивость, знаю, что это я виноват. Так вот мы обыскали весь дворец, допросили слуг, и ожерелья нет. Эта девушка, – поворачивается он к Юне, – единственная, кто не участвовал на допросе и обыске, и услышав, что она сбежала, я сразу пришёл сюда.

– Мне ничьи украшения не нужны, – вскипает Юна, явно понимая намёк.

– Веди себя учтиво, – подойдя, останавливается рядом с ней Бао. – Пока слово не дали, молчи.

– Пусть еще раз дворец обыщут, – хмурится Гуук. – Не думаю, что этой нужно ожерелье.

– Как скажете, господин, – кланяется Рин и медленно идёт в сторону выхода, но не дойдя до двери, замирает: – Я просто в отчаянии, то ожерелье было мне очень дорого, может, я и сглупил, я подумал, что обычно сбегают, что-то натворив.

– Или ради свободы, только тебе о ней вряд ли что известно! – выкрикивает в ярости Юна и получает по губам от Бао.

– Обыщите ее, – решает успокоить любопытство своих людей и, главное, Рина Гуук.

На матерящейся в ходе обыска Юне, как и ожидалось, ничего не оказывается, но когда разворачивают ее котомку, ожерелье с громким звуком падает на пол.

– Я его не брала, – вмиг бледнеет Юна и в ужасе наблюдает за тем, как Рин, вернувшись, поднимает с пола украшение.

– Это оно, – улыбается Рин, прижимая колье к груди. – Потерю вашего подарка я бы себе не простил, – утирает теперь уже слёзы радости.

Гуук продолжает, нахмурившись, смотреть на Юну, девушку этот взгляд по полу расплющивает.

– Я не воровка! – отчаянно машет головой Юна. – Я не брала это ожерелье!

– Очень жаль, что, подавшись соблазну лёгкого заработка, ты пошла на это, – вздыхает Рин. – Воровство – грех, и за него рубят руки. Мне правда очень жаль.

В Мирасе, если украденная вещь была дороже невольника на рынке, то за это вору рубили руку. Тут скорее всего правила такие же. Ожерелье, судя по всему, стоит десятерых невольников, и Юна понимает, что из-за чьей-то подставы может лишиться руки, а может обеих.

– Я не крала, мне оно не нужно, – подскакивает на ноги Юна, но в этот раз ее бьют в живот, заставляя согнуться надвое.

Гуук так и стоит посередине зала, обдумывая произошедшее. Все его люди в ожидании смотрят на альфу и ждут вердикт, от которого зависит не просто то, захочет ли ещё кто-то что-то красть во дворце, но и имидж правителя. Любого другого Гуук бы даже казнить приказал, но отрубить омеге руку, притом он сильно сомневается в том, что Юна украла ожерелье, он не прикажет. Нужно заменить наказание, но оно должно быть жестоким и запоминающимся, чтобы неповадно было. Гуук от ее выходок устал, и если бы не воровство, он бы ее лично в своих покоях наказал, притом так, что девушка бы ещё пару дней ни ходить, ни разговаривать бы не смогла.

– Пусть ее высекут.

– Господин? – уточняет удивлённый Бао.

– Сто ударов кнутом. Во дворе. Соберите всех, пусть видят.

Бао в шоке кланяется, думая, что лучше бы девушке отрубили руку. Она не выживет после хлыста и умрёт ещё в процессе или от потери крови, или от болевого шока.

– Думаю, ты будешь доволен наказанием, – смотрит Гуук на Рина.

– Я буду доволен любым вашим решением, – учтиво кланяется омега, а сам закипает изнутри, что альфа заменил наказание.