Гуль
Шрифт:
Он свернул за барной стойкой и пошел по указателю «туалет». Вблизи я рассмотрел его лицо. Оно было бледным, с синяками под глазами. Да и вообще он выглядел очень уставшим. Оно и понятно… Так мало спать. Мне было жалко Кирилла. Он показался мне неплохим парнем. Умным и верным своему делу. Беда в том, что он не захотел со мной говорить, а не было ну о-о-очень нужно…
Я позвонил ему и представился журналистом. Наплел какой-то ерунды, что готовлю репортаж про молодых ученых и так далее. Кирилл долго сомневался, пытался узнать, какой именно проект меня интересует, но я всё же уболтал его встретиться. Я не ходил вокруг да около и сразу заговорил о деле, тем более, что времени у меня было немного. Журналист со
Я хотел убедить его по-хорошему, но ничего не вышло. Пришлось действовать грубо. Порой — слишком грубо.
— Сколько можно повторять?! Я не хочу тебя видеть! — подскочил Кирилл и даже осмелился толкнуть меня в плечо. — Я уже пятьдесят раз сказал. Я ничего не знаю, ничего не слышал и ничего не видел. Хватит меня преследовать!
Кирилл повернулся к своему столику, заметил, что девушка в красном разыскивает его, и оттолкнул меня дальше в проход.
— Что за ночные стояния под дверью и заглядывания в окна?! — взвыл он. — Я живу на седьмом этаже! Увидеть твою улыбающуюся морду в полночь, да я… Если бы у меня остановилось сердце — это было бы на твоей совести! И вообще. В следующий раз я вызову полицию!
— Это лишь подтверждает, что ты знаешь, но не хочешь говорить, — сказал я. — Увидев меня висящим головой вниз в окне седьмого этажа, ты испугался. Но не так, как испугался бы другой, ничего не знающий о таких, как я, человек.
— Слушай! Ты… То, что случилось с тобой, меня совершенно не касается. Если у тебя были какие-то дела с Доктором Грачевым, то решай их с ним. Я его не видел уже по меньшей мере год. Да и наше общение продлилось всего пару месяцев, поэтому… Куда ты пялишься?!
Кирилл проследил за моим взглядом, а затем одернул меня за плечи.
— Даже не думай на неё смотреть, понял?!
Мне было чертовски стыдно делать всё то, что я делал, но что оставалось? Запугивать человека ради собственной выгоды — это было слишком низко, но это было бесконечно выше, чем осознание того, что рано или поздно я буду не запугивать таких, а пожирать.
— Кирилл, мне нужно лишь знать: что пробовал сделать Грач. Я знаю, что ты ему в этом помогал. Я не собираюсь впутывать тебя ни в какие историю, а лишь хочу получить информацию.
— Ты ничего от меня не услышишь!
Он не оставил мне выбора.
— Доктор Грачев был человеком, вероятно, умным, начитанным и, как настоящий слуга науке, едва ли углублялся в бытовые хлопоты жизни гулей. Тебе ведь знакомо это название, не так ли?
Кирилл промолчал.
— Думаю, что такие, как Грач, — исключение. Изменившись, он быстро понял — что к чему — и принялся искать выход. Насколько я понимаю, его ученая степень была весьма кстати. Он с головой погряз в размышлениях и придумал решение. Вероятно, не самое идеальное, но всё-такие решение. Ты с ним работал или просто ему помогал. Он рассказывал тебе о том, что чувствуют гули.
— Не знаю никаких гулей, — бросил Кирилл и отвернулся.
— Голод. Худшее чувство из всех, которые я когда-либо испытывал. Голод доканывает тебя настолько, что ты перестаешь видеть людей такими, какими видел их раньше. Здоровому человеку такое даже вообразить сложно, но я попробую объяснить. Представь, что ты выходишь на улицу, проходишь знакомый квартал, переходишь по пешеходному переходу и оказываешься кафешке, где ужинаешь каждую пятницу.
Кирилл вздернул губу.
— Ты заходишь туда и видишь людей. Среди них могут быть твои знакомые, приятели или те, кого ты просто частенько здесь видишь. И вдруг они перестают быть людьми. Становятся едой. Да, едой. Ходячими кусками мяса, завлекающими своим запахом. Запах различает качество блюд. Пожилые люди — засохшая второсортная пища, неухоженные мужчины и женщины среднего
— Хватит! — крикнул Кирилл и продолжил тихо. — Я знаю, что вы чувствуете. Думаешь, я согласился бы участвовать во всём этом, если бы не знал, как он страдает?
— Прости, что мне пришлось это говорить, Кирилл, — я положил руку ему на плечо. — Но мне правда нужно знать. Я был у него и видел, что с ним стало. Это очень далеко до излечения и, вряд ли его жизнь стала лучше, но одно можно сказать точно, голод он не испытывает. Не живет. Но и не охотится.
Кирилл постоял некоторое время в раздумье, затем сказал мне подождать и пошел к своей девушке. Там он поговорил с ней пару минут, пожал плечами, развел руками и пошел к выходу. Я последовал за ним. Вскоре мы сидели на лавке рядом с детской площадкой в незнакомом мне дворе.
— Даже не знаю, с чего и начать, — Кирилл сунул руки в карманы. — Он не сказал, кто его обратил и… Черт, голова идет кругом. Уже несколько лет я пытаюсь обо всём этом забыть и иногда даже получалось, а тут… В общем ему нужен был человек, который поможет с исследованиями и голодовкой.
— Тут подробнее, пожалуйста.
— Думаю, ему рассказали об этом другие г…, — Кирилл выдержал паузу. — Когда гули на протяжении долгого времени не получают пищу, они меняются.
— Голод.
— Нет, — Кирилл покачал головой. — Дольше. Намного дольше. Голод — это лишь первый симптом. По сути, он ничем не отличается от симптомов и сигналов, которые получает обычный человек. Сонливость — сигнал к отдыху; сухость во рту — обезвоживание; пустота в животе — голод; повышенная температура, насморк — борьба с инфекцией. Всё это лишь сигналы. Они подсказывают нам, чего хочет тело. В случае с гулями один из сигналов — превалирующий. Оно и понятно — почему. Другие опасности, о которых мозг сигнализирует людям, гулям не чужды. Жажда, болезни, сонливость, насморк, раздражение… Тело гуля более совершено. Оно более приспособлено к агрессивной среде, а потому мозг, который независимо от рождающихся в нашей голове идей, всегда думает лишь о том, как получить как можно больше энергии и при этом меньше потратить. Он не переживает по поводу малозначимых рисков.
Кирилл сложил из пальцев какую-то фигуру:
— Ваши тело и ваш мозг знают, что для продолжения жизни, причем жизни комфортной во всех её областях, нужно лишь одно — утолить голод. Вот почему это чувство так обострено. Мозг не распыляется на кучу разных желаний, а вместо этого твёрдо напирает на одно единственное.
— Ясно. И ты сказал, что если гули долго голодают, то они меняются.
— Да, — кивнул Кирилл, а потом добавил. — Наверное… Так думал Грачев. Ему об этом кто-то рассказал.
— И как они меняются?
— Они умирают.
— Не слишком удивительно, — сказал я. — Гуль не ест — гуль умирает.
— Дело в том, что процесс это длится довольно долго. Человек без пищи едва ли протянет больше недели, а гуль может обходиться без неё несколько месяцев. Из собственных наблюдений Грачев пришел к выводу, что изменения начинаются примерно через месяц. Тело перестраивается. Гуль продолжает испытывать голод, но его организм понимает, что, возможно, утолить его уже никогда и не получится. Он начинает приспосабливаться и входит в экономный режим. Гуль умирает, — Кирилл помотал головой. — С ним происходят страшные вещи. И в какой-то миг, когда смерть уже совсем близка, он перестаёт чувствовать голод. Это похоже на предсмертную агонию. Мозг сдается и хочет получить хоть немного удовольствия перед тем, как его не станет.