Гуль
Шрифт:
— Сначала нужно поговорить.
— Чего?!
— Того! — фыркнул Соха на Кожанку. — Не просто же так он его грохнул!
— А?!
— Б! — Соха смерил Кожанку взглядом и посмотрел на меня. — Ты же не просто так его грохнул?
Вопрос до меня дошел не сразу. Мой мозг был занят перебором вариантов и исчислениями. Не окажись со мной Кирилла, я бы уже давно действовал. Они столько трепались и отвлекались, что шансов представилось дохрена. Но всё упиралось в Кирилла. Единственное, что более или менее походило на план: поднять Кирилла, прикрыть своей спиной, дотащить до Кожанки, ловя в себя всю обойму, а там уже смотреть по обстоятельствам… и по состоянию. Больше всего в этом плане мне не нравилось, что я
— Да ладно тебе! — крикнул Соха. — Ты чего так задумался?! Ищешь варианты, как отмазать Коваля?!
— Он с Ковалем?! — вылупился на Соху Кожанка.
— Ну а с кем ещё?! Конечно с Ковалем! Кому, если не ему выгодно, чтобы Ползучий умер именно сейчас?!
— Так я его валю или не валю?!
И тут я вспомнил, как готовился к убийству Ползучего. Его называли Принцем свалки. Точно. Кроме своих грязных гульских дел Ползучий занимался ещё и классическим бандитизмом. Назревала война за свалку. Ползучий претендовал на жирный кусок, и ему порочили занять место теперешнего свалочного Короля — Коваля. А потом Ползучий неожиданно скончался…
— Будем с Ковалем работать, — вдруг сказал Соха.
— Чего, бля?! — офигел Кожанка.
— Того! Что нам ещё остается?! Если он Ползучего грохнул, то что ему стоит — грохнуть нас? А если мы этого говнюка завалим, то нам подавно — кранты!
— Мы должны отомстить!
— Чтобы потом сдохнуть?!
— Ну-у-у…
— Гну! — Соха посмотрел на меня. — Короче, расклад такой. Я видел, как вы нежно болтали с этим задротом, — Соха кивнул на Кирилла. — Не знаю, кто он тебе, но вижу, что дорог. Поэтому делаем так: мы его забираем и везем в одно надежное место, а тебе даём сутки, чтобы добазариться с Ковалем. Номер он мой знает. Если в течение суток он мне не позвонит с предложением, то задроту твоему пизд*ц!
— Тебе повезло, ублюдок! — сказал Кожанка и пошел к машине.
На этот раз Кирилла посадили на переднее сиденье, Кожанка и Соха заняли места сзади, Дрын сел за руль.
— Сутки! — повторил Соха, открыв окно. — Потом задрот сдохнет!
Двигатель заурчал, и машина медленно покатила по дну карьера, скрипя амортизаторами. Кирилл белее белого с прилипшей ко лбу мокрой челкой смотрел на меня и не моргал. В его выражении лица, почти как черным по белому можно было прочитать: «Ты ведь обещал, что мне ничего не угрожает».
Я стоял посредине ещё незаполненного карьера и смотрел, как машина медленно едет к серпантину. Это был переднеприводный серебристый седан, каких в городе можно встретить тысячами. Машине не хватало мощности. И у неё был слишком низкий клиренс. Вниз она катилась сама по себе, а вот дорога наверх сделалась в разы сложнее и дольше.
«И что мне делать?» — подумал я.
Машина подъехала к подъему и развернулась другим боком ко мне. Теперь я видел напряженное и недовольное лицо водителя, а на заднем сиденье — озлобленную морду Кожанки. Он положил руку на дверь, наполовину высунулся из окна и внимательно смотрел. Заговоренный, значит? Ползучий, оказывается, был тем ещё дельцом. По ночам подбирал на угнанных тачках проституток, которых после этого больше никто не видел, а днём играл в бандитов. Придумал всю эту легенду, чтобы не признаваться в том, что он гуль, и, судя по всему, она работала. Отчасти, но работала. Соха, который подсуетился и занял место лидера в их компашке, выглядел поумнее остальных и верил, что Ползучий заговоренный. А как тут не поверишь? Твоего босса режут, взрывают, стреляют, а он продолжает жить. Если нет другого логического объяснения, то поверишь и в такую чушь.
Понимая, что мысли заводят меня куда-то совсем не туда, я вдруг остановился и потряс головой. Хрен с ним, с Ползучим, что с Кириллом делать?!
Машина взобралась на первый уступ, чуть побуксовала и поехала дальше. Теперь она отдалилась от меня уже достаточно далеко, и я не видел озлобленную морду Кожанки.
У них есть Кирилл, а ещё у них есть видеозапись. Поленился тогда снять камеру и теперь… Впрочем, они же не отдали её полицейским. И не отдадут. Значит, о записи вряд ли узнает кто-то другой. Тем более, они считают меня человеком Коваля. И Коваль, похоже, усилил своё влияние со смертью Ползучего. С небольшими допущениями, но посчитаем, что запись мне не угрожает. Тогда остаётся Кирилл. Найти Коваля и убедить его… Где я его найду? Выбраться из карьера и проследить за машиной? Не выйдет. Они выедут на трассу, и там я буду бессилен. Не попутку же мне ловить и просить о преследовании? И где я нахожусь? Мы ехали минут сорок и почти не петляли. Уехали достаточно далеко. Здесь свалка, а они обычно удалены.
Седан медленно прошел опасный поворот и перекатился на второй уступ. Я снова увидел бледное лицо Кирилла. Он сидел на переднем сиденье. Это хорошо. Действовать нужно сейчас, иначе…
Я пошел вперед. Шёл медленно, чтобы не вызывать подозрений. Машина тоже ехала медленно и преодолела половину второго подъема. Последнюю железу я съел два дня назад. Это хорошо. Это очень хорошо. Мысленно просканировал себя от головы до пят и почувствовал зудящее чувство в икрах. Мысленно мои ноги уже бежали. Лишь реальность беспечного шага останавливала их. Зуд опустился ниже и теперь подогревал подошвы. Мне едва хватило сил, чтобы удержать себя на месте. Ещё двадцать метров. Машина подбирается к повороту. Он особенно крутой и с большим перепадом высот. Там ему придется перейти на первую передачу и помогать сцеплением, а это — лишнее время. Так нужное мне время…
Во время охоты на других гулей я всегда был максимально сконцентрирован. Оно и не удивительно, когда на кону стоит жизнь. И в тоже время мне никогда не удавалось развить свой максимум физических сил. Оценить его, проверить, как там оно вообще. В сражении, особенно в сражении с Ползучим, обстоятельства слишком быстро менялись. Я быстро принимал решения и уверенно действовал. Теперь мне предстояло выложиться на максимум. Проверить, на что способно измененное тело.
Песок вздыбился облаком. Я уменьшился в росте и лишь чуть позже понял, что это ноги утопли в земле. Только что грунт у меня под ногами имел четкое очертание, а в следующую секунду стал размазанным и однотонным. В лицо ударил ветер, засвистело в ушах. Меня несло вперед, будто это и не я вовсе бежал. Будто меня посадили в кресло аттракциона.
Я клонюсь влево и смещаюсь влево, клонюсь вправо — смещаюсь вправо. Мои колебания слишком медленные, по сравнению с тем, как быстро приближается пятидесятиметровая стена карьера. Уже стартанув, я понял, что нет смысла бежать по серпантину. Тело затащит меня и по грунтовой стене.
Дрын только-только вошел в поворот, машина повернулась к карьеру багажником. А я, оставляя за спиной перемешанные клубы воздуха и песка, вскочил на первый уступ и теперь гнал по диагонали к повороту между вторым и третьим.
Первый скат я пробежал на ногах, а ко второму замедлился. Дабы не рисковать и не опрокинуться на спину, я подключил руки. В десять мощных прыжков преодолел второй скат и взлетел на серпантин.
Дрын разглядывал дорогу впереди, оторвав задницу от сиденья, Кожанка подсказывал. Я приземлился возле него и успел заметить, как выпячиваются его глаза. Открыл дверь, выломав защелку, и запрыгнул к ним в салон третьим, выставив руки. Приплющил Кожанку и Соху к дальней двери, и откуда мы все трое вывалились кубарем на дорогу.