Гуль
Шрифт:
— И Грач довел себя до такого состояния, но не умер?
— Да. Он надеялся, что восстановится, но… Ты сам видел.
— Расскажи, как всё было.
И Кирилл рассказал. Хоть ему и давалось это нелегко. Недалеко от деревни, где сейчас живет Грачев, он построил бункер. Выкопал в лесу яму и залил в неё бетонный короб с внутренними размерами четыре на четыре метра и толщиной стен — полтора метра. Стены он сделал из бетона со слоями плетеной арматуры. Он провел туда вентиляцию. Верхняя стенка короба находилась на отметке пяти метров под землей. В ней был люк.
— Мы провели несколько предварительных экспериментов. Грачев
Кириллу понадобилось время, а потом он продолжил.
— Когда я решал, что дальше продолжать эксперимент невозможно, потому что дальше наступят необратимые последствия, я прекращал эксперимент. Подавал ему через лоток еду, и он выбирался. Таких экспериментов было два. Первый длительностью месяц и неделя, второй — полтора месяца. Мы посчитали, что этого достаточно. Да и доктор Грачев натерпелся столько, что ещё несколько опытов мог не пережить.
— И в чем заключался основной этап?
— Почти всё тоже, только… Наблюдая за ним с помощью камеры и слушая происходящее, я должен был понять, когда наступит критический момент голодовки. Пик, когда гуль максимально приблизится к смерти и перестанет чувствовать голод.
— Почему ты должен был это понять? Разве доктор Грачев не мог сам тебе об этом сказать?
— Нет, — Кирилл помотал головой. — Поэтому мы и сделали связь односторонней. Примерно через три недели голодовки он становился совершенно неадекватным. Голод сводил его с ума. Он мог обещать, умолять, плакать, угрожать расправой и всякой прочее. В нём говорили инстинкты и больше ничего. Он думал только о том, как утолить пожирающий его голод и готов был на всё. Поэтому именно я, полагаясь на опыт предыдущих экспериментов, должен был решить, когда наступил момент.
— И что ты должен был сделать?
— Я должен был продлить его жизнь, но при этом — не утолить голод.
— Как такое возможно?
Игорь сложил руки в замок, закрыл глаза и некоторое время посидел молча.
— Доктор Грачев придумал субстанцию. Жидкость на основе белковых соединений, в которой присутствовал генетический код гулей. Эту субстанцию можно сравнить с адреналином или чем-то похожим. Приняв её, гуль продлевал свою жизнь на несколько дней, но при этом он не получал пищу. В теории Грачева это выглядело так: тело, находясь в непосредственной близости к смерти, принимало решение об изменении, пропадал голод, тело использовало последние ресурсы, чтобы умереть не в муках. В этот момент я продлял его жизнь. Бросал в бункер капсулу, и доктор Грачев её ел. Так мы затянули процесс изменения в его теле, оставляя его в живых. Это сработало. Во всяком случае, он прожил намного больше, чем должен был. Каждые два дня я закидывал ему в бункер капсулу, а через неделю начал бросать вместе с ней обычную человеческую еду. Процесс излечения продлился ещё месяц и закончился, когда доктор Грачев потерял всякий интерес к капсулам. Он продолжил есть человеческую еду, а на капсулы больше не обращал никакого внимания.
— И тогда он стал
— Да. Грачев предполагал, что изменения приведут к необратимым последствиям, но он предполагал, что субстанция его восстановит. Может быть, не полностью, но… Когда я вытащил его из бункера, он не мог говорить, не вспомнил меня, да и вообще едва ли соображал: где он, кто он и что он. С тех пор прошло три года. Он остался прежним.
— И…, — начал было я, но потом задумался и только спустя минуту отвис. — И ты разбирался, ну?.. Что пошло не так? Где он ошибся или?..
— Разумеется, — Кирилл грустно улыбнулся. — Эксперимент, ради которого человек, пожертвовал своей жизнью, однозначно стоит того, чтобы его проанализировать. Я много думал, хотя, признаться, экспериментальных данных было мало. В одном единственном экземпляре. Строить свои предположения о допущенных ошибках лишь на одной попытке — не самая простая задача. Тем не менее, с моей точки зрения ответ тут достаточно очевиден, чтобы не посчитать его основной версией.
— И?
— Он излечился. Голод исчез. Значит его предположения о голодовке и переходном периоде нашли подтверждение. Он рассчитывал, что восстановится до более или менее прежнего человеческого состояния, но не вышло. Полагаю, субстанция, которую он изобрел, оказалась слишком слаба. Энергия, которую он от неё получал, не покрывала тот ущерб, который наносило себе тело во время предсмертного изменения. Словно утопленник или задохнувшийся угарным газом. Его откачали, но мозг провел слишком долгое время без кислорода, наступили необратимые последствия.
— Субстанция…, — произнёс я и задумался.
И тут я вспомнил про железы. Эти мерзкие чуть приплющенные яйца с корнями состояли из двух частей. Плотной оболочки, которая утоляла голод, и жидкой внутренности. Конфетка с начинкой, бл*ть… Я вдруг вспомнил, как каждый раз по мне прокатывался энергетический взрыв, когда я проглатывал жидкость. Голод в такие моменты не отступал, но тело воспаряло и словно жужжало от напряжения.
— Слушай, Кирилл, — я схватил его за плечо, но тут же отпустил, понимая, что на эмоциях сделал ему больно. — Прости! А что, если использовать для продления изменения железы?!
— Железы? — Кирилл нахмурился.
— Да, — ответил я и кратко рассказал о том, что это такое.
— Не хочу тебя огорчать, — Кирилл опустил голову. — Но сейчас мне кажется, что доктор Грачев их и использовал. Уже после всего случившегося, я исследовал его субстанцию и пришел к выводу, что искусственно создать такое соединение было невозможно. Доктор Грачев брал готовые компоненты. Вот только раньше, я думал, что в основе лежит кровь, а теперь… Вероятно, он их и использовал, — Кирилл заметил, как я медленно опустил голову. — Мне жаль.
Я не заметил, как стемнело. Кирилл, кажется, тоже. Разговор зашел в тупик. Он поднялся с лавки и обтянул джинсы:
— Слушай, давай так, — сказал он, сунув руки в карманы. — Если захочешь ещё что-то узнать, обращайся.
— Спасибо.
— Но это не значит, что я готов… В общем, я помогу советом, но не более того. Доктор Грачев оставил меня с воспоминаниями, которые я никогда в жизни не забуду. Хотя с этим я более или менее смирился. Хуже — это его связь с гулями. Я ведь знал, что рано или поздно кто-то объявится. Мне повезло, что это ты. Ведь я знаю, какими вы можете быть. И от этого мне страшно… Очень страшно.