Гуль
Шрифт:
Я сидел возле костра, поглядывал на спины Маши и Марка и на что-то ещё надеялся. Ну не дебил ли?! Полнейший… Осознав это, я вдруг почувствовал, как что-то во мне изменилось. Стало немножко похер? Похоже на то. Я поднялся, сходил к яме и взял бутылку пива. Насладился несколькими глотками и заметил фиолетовую спортивную куртку Вишневской. Минут пятнадцать назад, когда Теплый попробовал её обнять, она взяла телефон и пошла кому-то звонить. Звонила она или нет — я не знал, но сейчас она отошла подальше и бросала камушки в реку. Я посмотрел на фиолетовое пятно за деревьями, на свою руку, затем — на яму с припасами. Пожал плечами, достал ещё одну бутылку и пошел к берегу.
— Подкармливаешь? — спросил я, глядя на расходящееся по воде круги.
Вишневская
Пауза затянулась. Я попил пива, потоптался с ноги на ногу, а затем тоже поднял камушек. Опустил центр тяжести ниже, отклонил корпус назад и запустил лягушкой. Камень свистнул, разрезая воздух, отскочил от поверхности и сделал девять прыжков. Вишневская повернулась ко мне и сдвинула брови. Я криво улыбнулся и пожал плечами:
— Чего не у костра?
— А ты? — спросила она.
— Я?! Я… Да нехер мне там особо делать, получается. Борис борется со сном после бургеров, Теплый достал со своими тупыми шутками, а…, — я расправил плечи и посмотрел вдаль. — А девчонка, ради которой я приехал, ушла вместе с моим братом гулять по лесу.
Вишневская остановилась на замахе и опустила руку. Мне почему-то стало весело. Я улыбнулся и едва сдержался, чтобы не засмеяться. И всё-таки я не сдержался. Настя хмыкнула первая, и нас прорвало. Было странно.
— Откровенно.
— Не очень похоже на меня, — сказал я и сделал пару глотков.
— Совсем не похоже. А сюда чего пришел?
— Тут — ты.
— Прямолинейно.
— Более чем. Теперь твоя очередь.
— О чем это ты?!
— Одно время ты искала со мной встречи, — сказал я, охеревая от собственной смелости. — Я бы мог списать это на очередные бредни моего мозга, который выдаёт желаемое за действительное, если бы тоже самое не заметили другие.
— Это ты про Бориса своего? — Вишневская улыбнулась.
— Да.
— Ну не знаю, — Вишневская снова запустила камушек. — Я бы ему не верила.
— Наверно, довольно отстойно получать отказ, когда прежде их не получала?
Настя задержала камушек в руке и потрогала его текстуру:
— Необычно и… да, немного отсойно. Но в целом полезно.
— Главное не переусердствовать. Когда пользы от этого становится слишком много — она уже нифига и не польза. Я кое-что об это знаю.
— Слушай, Кононов, ты чего там пьёшь?! — спросила она и поднесла горлышко к носу. — Мне тоже такое принёс?
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — я посмотрел на неё. — По-моему, тебе есть из кого выбирать.
— Они все ненастоящие.
— А я настоящий?
— Не знаю, — сказала Настя и первый раз глотнула из бутылки. — В последнее время стал похож.
Несколько минут мы молча бросали камушки в воду. Теперь и я бросал парашютиком. А ещё постарался впредь думать, прежде чем что-либо делать. Я слишком часто раскрывался. Однажды это может обернуться проблемой.
Как-то само собой среди нас завязалось соревнование — кто дальше бросит. Тут я позволил Насте победить, а потом сказал:
— Пожалуй, это самый дебильный момент, учитывая, что тут Маша и… Впрочем, что-то подсказывает мне, что я должен спросить. Тем более, что эта нахальная херовина в моей голове сегодня подсказывает на удивление хорошо, — я посмотрел Насте в глаза. — Не хочешь как-нибудь сходить со мной в кино?
… … …
Наступила ночь. Вечного водителя Игоря впервые за долгое время освободили от обязанности крутить баранку. Он отрабатывал за всю боль. Пил, танцевал, играл на гитаре, лазил на деревья и показывал опасные трюки с топором. Он изо всех сил старался продлить эту ночь и даже разжёг костёр, который посоревновался бы в высоте с лагерными. Но всё было тщетно. У остальных ребят батарейки садились. Они медленно расползались по палаткам, у костра остались только Игорь, Теплый и спящий Муха. Мне не спалось. Я бы заснул, если бы лёг, просто после изменений я перестал нуждаться во сне так, как прежде. Не спалось мне прежде всего после разговора с Настей. Это было… круто! Впервые я не блеял, не заикался, не упирался глазами в землю. Но что много важнее — я изменил своё мнение на её счет. Она была другой. Во всяком случае она могла быть другой. Сегодня я в этом убедился.
Задумавшись, я побрел по вытоптанной нами же тропинке в сторону поляны. Неподалеку услышал знакомые голоса — Марк и Маша разговаривали. Меня это не тронуло. Я лишь ушёл чуть левее, чтобы им не мешать. Звук на поляне стал громче, огни ярче, людей — больше. Признаться, я ожидал увидеть обратное — утомленного диджея, сонные тела, оставшуюся от веселья грязь. Ни тут-то было. Вероятно, только наша компания отдала предпочтение сидеть у костра — шумной вечеринке. Какой тогда вообще был смысл ехать на этот оупен-эйр, если нам подошел бы и любой другой лес? Ответ был очевиден: оупен-эйр был лишь прикрытием для родителей Маши, Насти и моих. На такое наши родители согласились пойти (вы же будете там под присмотром, правда?). И вот я подходил к этому шумному действу и удивлялся. Тут вечеринка и не думала заканчиваться. Она только начиналась.
В толпу я не пошёл. Остановился на краю поляны и смотрел на людей. Парень с фиолетовой челкой был весел, девушка в красном платье — чуть недовольна; рыжая — обиделась; толстяк в косухе — злился. Наблюдая за случайными людьми, я вдруг понял, что не просто угадываю их настроение и эмоции. Я был уверен, что всё именно так. С другой стороны, в этом не было ничего сверхъестественного. Что тут такого — понять, в каком настроении человек? Стоит лишь посмотреть на его лицо. В большинстве своём да, но я знал, что чувствуют и те — другие люди, кто срывал свои чувства. Девчонка танцевала с парнем, веселилась и позволяла целовать себя в щеку. На самом деле её пропитывали эмоции ненависти к себе. Чел с ирокезом стоял посреди бушующей толпы, курил и смотрел на всех с лютым презрением. Хотя я знал, что он испытывал блаженство от происходящего. Он просто стоял и кайфовал, чего по его виду совсем не скажешь.
Подобное я ощущал уже не в первый раз, но только сейчас уделил этому достаточно внимания. Нужно заставить себя впредь — больше рефлексировать — наблюдать за самим собой. То, что на первый взгляд было обыденным, становилось необычным. Также было и с запахами. В первые недели после обращения я был убежден, что моё обоняние развилось до небывалых высот. Мне казалось, что я достиг потолка. Прокачал нос до последнего уровня и теперь мог чувствовать всё и на любом расстоянии. Я заблуждался. Нос стал намного чувствительнее. Я мог на приличном расстоянии различать еду, однако у этой способности были конкретные рамки, пределы. Во-первых, запахи на расстоянии больше четырех-пяти метров (в зависимости от погодных условий или воздуха в помещении) передавались только с попутным ветром. Хотя раньше мне казалось, что я мог просто выйти на улицу и обнюхать любого — стоит лишь на него посмотреть. Во-вторых, запахи смешивались. Казалось бы, это вообще лежит на поверхности! Дураку понятно, что запахи смешиваются! И да, и нет. Тогда я был окрылен полученной способностью и мне казалось, что я могу, будто детектор или металлоискатель, вычленять отдельные запахи и с точностью определять их принадлежность. Тоже заблуждение. Чем кучнее стоят люди, тем тяжелее определить: чей запах к кому относится. Чем больше людей, тем сложнее заметить в их запахе запах гуля. Ведь не просто так запах Москвиной я почувствовал в пустом классе информатики, где кроме нас никого не было. Кто знает: сиди мы в разных концах класса, может, я до сих пор и не догадался бы, что она — гуль. Тут работала простая химия. Если на одной площади собиралась большая концентрация похожих или одинаковых запахов, то отличительные и даже резкие запахи, но в малой концентрации, заметить было сложно, а порой — невозможно. Восприятие способностей своего обоняния я подкорректировал, а сейчас обнаружилось что-то ещё. Эмоции…