Гуль
Шрифт:
— А-а-а, бля!
Я схватил его руки и оттянул в стороны. Сил хватило, чтобы ослабить напор. Тогда он неведомым образом изогнулся. Сложился во внутрь и ударил меня головой в грудь. Плечи и голова остались впереди, а грудь и тело унесло назад. В нелепой позе, будто сидел на стуле с вытянутыми ногами, я пролетел метров десять, коснулся задницей земли и ушёл в неконтролируемое падение с вращениями. Асфальт сдирал одежду, оставлял ссадины на голове и руках. В некоторых местах одежда протёрлась до дыр, асфальт срывал с меня кожу. Гуль приземлился рядом почти в ту же секунду. Рывком поднял меня за плечи и дважды ударил головой. Стало плохо видно. Глядя на его смятое и окровавленное лицо, я на миг представил, на что же сейчас похоже моё, после
Мне хватило мозгов присесть перед третьим ударом. Тот прошел по касательной. Я вытянул руку и рванул первое, что попалось. Раздался треск. В ладони у меня осталось что-то теплое и мокрое. Гуль взревел и схватился за огрызок, оставшийся от его уха. Воспользовавшись моментом, я схватил его за горло. Сжал. В ответ он напряг шею, и я понял — что сил не хватит. Я рванул назад, но теперь он схватил меня за шею. Его рука была теплая и липкая. Кровь, что только что сочилась из его уха, теперь стекала мне под майку. Бежать! Бежать! Я сделал несколько рывков и почувствовал, как его толстые ногти рвут кожу на шее. Я пнул его в голень. Он чуть ослабил хватку, наклонил меня вперед, скривился и ударил с большим замахом снизу-вверх.
От апперкота в живот мои внутренности сотряслись, а ноги потеряли опору. Я подлетел метра на полтора вверх и на чертову долю секунды завис над ним. Вдохнул свежего воздуха, завел руки за спину и сложил в замок. Приземляясь, я ударил, будто рубил топором из-за головы. Хрустнули все пальцы. Я почувствовал боль от множественных переломов. Гуля сложило пополам. Он сел на задницу и со звонким шлепком ударился мордой об тротуарную дорожку у себя между ног. По асфальту пошла трещина. От удара морда гуля отрикошетила и стала похожа на… Да не на что, бл*ть! Черное-влажное месиво с вкраплениями непонятно где распложенных зубов. Пошатываясь, я вырвал из земли бордюрный камень и ударил с размахом во второе ухо. Гуля снесло. Камень рассыпался и обдал его цементной крошкой. Я вскрикнул и выпустил оставшийся в руках кусок. Вспухшие и окровавленные пальцы смотрели в разные стороны. Гуля прибило к забору. Он истекал кровью и дышал рывками. Красные фонари его глаз сделались тусклыми и крохотными, точно затухающие лампочки гирлянды на новогодней ёлке.
— Сосать… мудила…, — сказал я и вытащил ещё один бордюрный камень.
— Да пошёл ты нах…
Гуль оборвался на полуслове. Он изменился в лице и снова выгнулся. На этот раз намного сильнее, чем обычно. Выгнулся в спине так сильно, что хрустнул позвоночник. Затем его грудная клетка разъехалась и стала шире. Гуль взвыл от боли. На его мясном лице пузырились кровь и сопли. Только по этим пузырям я и мог примерно разобрать — где ноздри, а где рот. Каким-то непонятным способом он вдруг поднялся на ноги. Словно его подняли невидимыми канатами. И тут он снова сломался. Передо мной стояли его широко расставленные ноги, а торс лежал заломаным на сто двадцать градусов назад. Он хрипел, кряхтел и отдавал концы. Или…
И вдруг, словно выкидной ножик, он снова раскрылся. Встал передо мной ровно и твёрдо. Но уже не он… Он стал выше, плечи шире, часть изуродованной морды покрылась серой тканью, лишь отдаленно напоминающей кожу. Руки стали длиннее, несколько пальцев покрылись окаменелостями, вместо ногтей выросли толстые когти.
— Ё-ё-ё-ё…, — выдавил гуль. — Неужели. Так долго… И вот сейчас, когда смерть так близка я…
— Что?! — я замахнулся бордюром. — Что, твою мать, происходит?!
— Альгуль…, — прошептал он через боль. — Я стал альгулем…
— Поздравляю! Стоп… Так это получается, что мне сейчас… Бля-я-я…, — я бросил бордюр и побежал.
Через пять секунд после старта, я обернулся. Полугуль-полуальгуль шатался, припадал на колени, но улыбался и смотрел на меня. Я решил, что больше не буду оглядываться. Едва я поравнялся с мусоркой, как она взорвалась. Гуль пробил её насквозь, смёл бетонные плиты-ограждения, снёс контейнер и сотворил нефиговый
Я затормозил. Бежать вперёд теперь не было смысла. А был ли вообще смысл?! Развернувшись, я побежал в обратную сторону. Гуль выбрался из кустов. Теперь он шатался ещё больше, ныл от ран, но в тоже время довольно похрюкивал. Он напоминал младенца, оказавшегося во взрослом теле. Он ещё не знал, как им управлять, но чувствовал, что у новой игрушки много новых способностей. С этой игрушкой можно было очень и очень здорово повеселиться. Он встал на карачки и погнался рысью.
Обернувшись в первый раз, я посчитал, что между нами не меньше сотни метров. Во второй раз я обернулся через две секунды, и теперь мог различить его больную улыбку. Сука. Я сделал ещё пару шагов, вильнул в сторону и прыгнул. Гуль прыгнул за мной, но намного сильнее. Он пропустил меня в воздухе. Зато не пропустил оказавшийся пред ним столб. Влетел мордой. Голову вывернуло кверху. Следом надавило тело. Бетонный столб захрустел, треснула опора. Столб накренился и замер, удержавшись на арматуре. Под ним с вывернутой головой лежал то ли гуль, то ли альгуль, то ли… Короче, редкостная тварь. Но самое главное — дохлая тварь.
Глава 16. Мы тебя ждали
Ночь выдалась потрясающая. Я чувствовал себя… да я вообще себя не чувствовал. Превратился в одну сплошную гематому-ссадину-перелом-вывих-разрыв-жопатвоимпальцам человека. Возможно, потому что я был так плох, а возможно, потому что черепная коробка этого мудака была из суперкрепкого материала, но за те десять минут, что я мочил его найденной на помойке железякой, до желез я так и не добрался. После того, как на помойке накренился столб, в домах зажглись окна. Нужно было сваливать. Но оставлять то, что так дорого досталось, я не собирался. Ночь стала ещё длиннее и ещё тяжелее. Изломанного и холодного говнюка я протащил два квартала, а потом пятнадцать метров тащил по ржавой лестнице на заброшенную водонапорную башню. И только посте того, как более или менее надежно его припрятал, поспешил домой.
Меня трясло и знобило. Я сожрал целую упаковку обезболивающего. Таблетки не изменили ничего. Обливаясь потом и дергаясь в спазмах, я чувствовал лишь их химический привкус после отрыжки. Тело восстанавливалось, и это было очень больно. Кости переламывались обратно и становились на свои места, нарастала сорванная кожа, вправлялись вывихи, склеивались порванные внутренности. С меня непрерывно лилось. Поначалу я думал, что это пот, но позже заметил — что-то другое. Кожа в местах самых серьезных повреждений выделяла слизь. Желеобразная масса способствовала заживлению. Выполнив свою функцию, она стекала, впитываясь в простыни и матрас. Всё это длилось много часов. Ближе к утру боль ослабла. Я мог хоть что-то соображать, но не нашел в себе сил, чтобы сходить в ванную и посмотреть в зеркало. Медленно приходил сон. Я так долго его ждал, и вон он пришел.
Завибрировал телефон. Кто-то строчил мне всю ночь. Я открыл сообщения и прочитал сложенные в слова буквы, смысл которых мне был не понятен. Я отключался.
— ПРИДИ!
— ПРИДИ!
— ПРИДИ СРОЧНО!
— ПРИДИ ИЛИ Я УМРУ!
— ПРИДИ ИЛИ Я УМРУ! ПОЖАЛУЙСТА! ПРИДИ СРОЧНО! ПРИДИ! ПРИДИ!
— ПРОШУ ПРИДИ! ПОЖАЛУЙСТА ПРИДИ! Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ! ПРИДИ ИЛИ Я УМРУ! ПРИДИ!
… … …
На этаже для пациентов в тяжелом состоянии было всё до боли знакомым. Линолеум с бирюзовыми квадратами, салатовые стены, голубые полоски на них. Жужжащие плафоны, поручни вдоль стен, две каталки, ряд стульев на изогнутых ножках, встроенные в стену электрические щитки, светящаяся надпись «Выход», коричневый шкаф у стола медсестры, запах медикаментов.