Гуляния с чеширским котом
Шрифт:
Проклятые английские снобы! Правда, в Англии я стал постепенно брать на вооружение некоторые дурные традиции: купил хороший твидовый пиджак «Харрис», рубашку в черную полоску, в верхний карман пиджака стал затыкать сложенный квадратом белый платок (так, чтобы торчала лишь узкая полоска), а когда хотел выглядеть богемным денди, совал туда цветной, хорошенько его помяв и распустив. Приобрел огромный зонт (чуть поменьше, чем у швейцаров отеля «Риц», что на Пикадилли, они очень ловко раскрывают его над головой у клиентов, подъезжающих на «ягуарах»). Я, наверное, купил бы
В 1757 году Д-Хэнуей в страстном памфлете против чаепития писал: «Это проклятие нации, что рабочий и механик подражают лорду!» Теперь чай пьет вся нация, а не только кровососы-лорды.
— Да уж! — проворчал Чеширский Кот. — Даже Энгельс, от которого ты опрометчиво отрекся, писал, что «самое отвратительное здесь — это всосавшаяся в плоть и кровь рабочих буржуазная респектабельность», и осуждал тред-юниониста Тома Манна, своего любимца, за то, что «он любит рассказывать о том, как будет завтракать у лорд-мэра!». Копировать привычки вышестоящих — это ужасный вкус, это все равно что я стал бы лаять, подражая бродячим собакам!
Мера, и еще раз мера. И забудем о снобизме, как об особой черте англичан, вернемся к моде.
Марк Твен: «Человека красит одежда. Голые люди имеют крайне малое влияние в обществе. А то и совсем никакого». Оскар Уайльд: «Хорошо завязанный галстук — первый в жизни серьезный шаг». Неизвестный англичанин: «Чем хуже у тебя идут дела, тем лучше ты должен одеваться» или «Если женщина в магазине сама выбирает для мужа шляпу и галстук, то, по всей вероятности, она сама выбирала ему жену».
— Почему ты не сказал ни слова о великом щеголе начала девятнадцатого века, законодателе мод и первом истинном денди Джордже Браммелле? Завсегдатае клуба «Пуатье», великом остроумце, человеке с идеальным вкусом, авторе книги об английских мужском и женском костюме? Ведь без него не обходился ни один светский раут, и даже лорд Байрон, говорят, молвил, что предпочел бы быть Браммеллом, чем императором Наполеоном… — насупился Кот.
— Не хотел омрачать свой монолог. Грустная история: Браммелл, как и Байрон, закончил свою жизнь в изгнании, сошел с ума, приказывал зажигать на полную мощь люстры в отеле, где он жил, канделябры и свечи, заваливать все цветами, а сам бродил по отелю в парадном костюме времен своей молодости. В голубом фраке с золотыми пуговицами, в пикейном жилете и черных панталонах в обтяжку, как носили в шестнадцатом веке…
В наши дни мода в Англии, как и во всем мире, меняется так быстро, что за ней не уследить даже по журналам мод. До 50-х годов законы моды в Англии диктовал Париж, затем мода стала приходить с английской улицы: в 1953–1954 годах появились стиляги — тедди-бои, бит-девицы в черных платьях и очках в черной роговице, вдруг вошли в моду туфли в средневековом стиле, длиной в 15 дюймов. Разве не поразила мини-юбка великой Твигги даже французов?
А теперь однообразие сменилось таким максимальным разнообразием, что кругом идет голова и хочется до конца жизни носить один и тот же потертый пиджак. И только успеешь что-нибудь вякнуть о нынешней моде, как она уже выходит из моды.
Но есть в этом мире нечто устойчивое, неизменное, не подверженное ежегодным изменениям. Что это?
— Мужская мода, мода джентльменов, которые шьют костюмы на Сэвил-роу! — ответил за меня Кот… — Твидовые пиджаки, в крупную клетку рубашки, совсем не то, что на тебе, типичном снобе и совке, чудом угодившем на Альбион… Английская мужская мода умрет вместе с последним джентльменом.
О самых грязных грехах и о самой чистой любви
Самое время поговорить о любви и ненависти, о грехах и пороках, которыми страдает Альбион. Стереотипные образы английских любовников и любовниц не отличаются особой оригинальностью и навевают тоску (естественно, тут постарались «французики из Бордо», присвоившие себе славу непревзойденных мужчин). Холодные как лед, бесчувственные как бревно.
Два английских рыцаря отправляются в крестовый поход. Один из них признается товарищу, что перед отъездом надел своей некрасивой жене пояс невинности. «Это, наверное, было излишне», — удивился коллега. «О нет! По возвращении я скажу, что во
Группа чокнутых социологов наблюдала в разных странах, насколько часто юноша и девушка во время разговора касаются друг друга. Англичане оказались в самом низу таблицы [79] . О холодности англичан в любви написаны горы, однако единственная правда заключается в том, что английская сдержанность, по-видимому, накладывает отпечаток на проявление чувств: пылкие англичане — редкость [80] . Как писал Френсис Бэкон, «мужчины должны остерегаться страсти… ибо тот, кто предпочитает Елену, теряет дары Юноны и Паллады». Уверен, что Бэкон был достаточно умен, чтобы следовать этому правилу.
79
Молодая супружеская пара занимается любовью. Вдруг джентльмен вскакивает, включает лампу и спрашивает: «Дорогая, тебе было больно?» — «Нет». — «Но… но почему же ты пошевелилась?»
80
А вот и нет! Однажды английский король, гуляя по заснеженному двору своего замка, увидел надпись, сделанную мочой: «Король — дурак!» Приказал сделать срочный анализ снега, через час ему доложили, что это сделал герцог Бирмингемский. «Герцога повесить!» — приказал разъяренный король. Немного подумал и добавил: «Королеву тоже!» — «Ваше Величество, при чем тут королева?» — удивился придворный. — «Я узнал ее почерк!»
Но ведь ни один этнолог не проводил эксперименты над англичанами в постели, и разговорам о холодности можно противопоставить шекспировские страсти, лирику Байрона и Суинберна, нежные образы прерафаэлита Эдуарда Берн-Джонса. Разве национальный характер не проявляется в литературе и искусстве?
Леди долго руки мыла. Леди долго руки терла. Эта леди не забыла Окровавленного горла. Леди, леди! Вы как птица Бьетесь на бессонном ложе. Триста лет уж вам не спится — Мне лет шесть не спится тоже.Правда, это не англичанин, а Владислав Ходасевич, но вдохновение его идет с берегов Альбиона, и пахнет оно шекспировскими страстями…
Раньше Англия считалась греховной и лицемерной, в течение XX века лицемерные одежды постепенно падали, и ныне неправдоподобно звучат парадоксы Оскара Уайльда вроде: «Грех — самый колоритный элемент в нашей жизни». Слово «грех» непонятно и надуманно, всё fucking просто: в Англии — как и везде в свободном мире. Но есть ли своя специфика? Произошла такая «глобализация» секса, что все перемешалось.
В красной телефонной будке Лондона разбросаны визитные карточки с рисунками игривых девиц, размахивающих розгами, крупно написано «spanking» — для неискушенных: секс с поркой, английский грешок. Нет желания, чтобы выдрали до омертвения задницу? Исследователи единодушно пришли к выводу, что главной мотивацией для порки является чисто эстетичный вид заднего окорока, он, и только он дает стимул для избиения. Особенно важна окраска задницы при порке: чем краснее, тем ярче бушуют страсти. И конечно, нужно быть немножко садистом или мазохистом, иначе в ряды поркоманов — назовем их так! — не попасть! Считается хорошим тоном стегать цветами или щеткой, иногда спину натирают асбестовым порошком, и она призывно горит, а еще в XVIII веке английский бонвиван Прайс сконструировал машину для одновременного избиения сорока человек. Прославилась на всю Англию поркоманша Елизавета Браунригг, жена лондонского слесаря, респектабельная дама, служившая в церкви и приводившая оттуда девушек, певших в хоре. Она их лупила до умопомрачения, как ослиц, раздевала и била палкой от щетки и прочими предметами. В результате была арестована и казнена [81] .
81
А чем хуже была наша Салтычиха?! Еще одно сходство между нашими национальными характерами.