Гуляш из турула
Шрифт:
Чтобы прочитать ее фамилию, нужно наклониться над гробом — буквы выгравированы неглубоко и их почти незаметно на белом камне. Кроме имени, фамилии, даты рождения есть там эпитафия: «Красивейшая из красавиц, королева сказки, спи». И Чилла Мольнар спит уже более двадцати лет, оживая только в виртуальном свете интернет-сайтов, где она по-прежнему звезда, хотя ее единственной ролью был променад по сцене во время выборов мисс. А все же ей посвящали стихи и песни, рисовали ее портреты — все это можно увидеть на ее странице в Интернете.
Кладбище в Капошваре выглядит как обычные центрально-европейские кладбища: тесные ряды могил, архитектурный хаос надгробий, аккуратные и ухоженные могилы по соседству с заброшенными; здесь усиливается тревога, здесь можно подцепить специфическую форму клаустрофобии под открытым небом. Есть, однако, в Венгрии кладбище, где ощущаешь настоящий метафизический покой. Это кладбище Керепеши в Будапеште — гигантский парк с изредка встречающимися могилами, как будто кто-то небрежно разбросал горсть игральных костей. Кажется, там больше деревьев, чем надгробий; а чтобы дойти до мавзолея Лайоша Кошута, нужно несколько минут идти по огромной пустой лужайке. Это место,
86
Ференц Деак (1803–1876) — политический деятель, «отец» австро-венгерского соглашения 1867 г.
87
Эндре Ади (1877–1919) — поэт, публицист, общественный деятель.
88
Хелена Моджеевская (1840–1909) — великая польская драматическая актриса.
На площадь Москвы съезжаются деревенские женщины в черных и белых платках и широких черных юбках до щиколоток; приезжают продавать скатерти и кружево. Они здесь с самого раннего утра, на рассвете садятся в поезда или автобусы фирмы «Волан», так, чтобы уже после полудня сложить то, не удалось продать, и вернуться в деревню. Они стоят возле трамвайной остановки вместе с раздатчиками реклам о девяностопроцентных скидках в обувном, вместе с цыганками, продающими перчатки, и крутятся вокруг своей оси, как автоматические лайтбоксы, растягивая в руках платки и скатерти.
Я сижу на террасе бистро «Москва» у станции метро и вижу всю площадь из ее центрального пункта. Четвертый и шестой трамваи приезжают и отъезжают попеременно: четверка, за ней шестерка, четверка — шестерка; и хотя вся площадь кипит, как муравейник, и может показаться, что все здесь бесконечно меняется, на самом деле не меняется ровным счетом ничего и это волнообразное движение подчиняется ритму четыре шестых: четверка и шестерка, а потом четверка и снова шестерка.
Если в Будапеште что-нибудь когда-нибудь и изменится до неузнаваемости, то это будет VII квартал. Разрушающиеся кварталы старой еврейской части города, полной зданий с выжженными лестничными клетками и обшарпанных дворов, куда выходят внутренние галереи домов, преобразятся в будапештские Кабаты [89] . Новые дома-крепости с подземными гаражами, похожие на зернохранилища, к которым подклеены маленькие балкончики для человечков в масштабе h0, займут место почерневших доходных домов, которых не ремонтировали со времен войны, потому что хотели забыть об этом месте, хоть оно и находится в самом центре города. Впрочем, VII квартал был невидим: с левой стороны он закрыт проспектом Андраши, с правой — проспектом Ракоци с его караванами автобусов седьмого маршрута на поверхности земли и подтачивающими землю изнутри червями красной линии метро.
89
Современный спальный район в Варшаве.
Сегодня каждую улицу бывшего гетто перегораживают грузовики, вывозящие строительный мусор и привозящие свежие кирпичи; VII квартал сровняют с землей, чтобы на его месте появилась какая-нибудь альтернативная версия этой части города. Останется синагога на улице Дохань, крупнейшая в Центральной Европе, останутся несколько еврейских контор и школ, а все остальное превратится в современный стандартный район с фитнес-салонами вместо винных притонов и соляриями вместо магазинов с коваными изделиями. VII квартал переменится незаметно: никакой небоскреб не вырвется внезапно к небу — в Будапеште с этим очень строго, — поэтому никто, озирая окрестности с Замкового холма, не изумится, что где-то вблизи площади Клаузал возносится в облака какой-нибудь Всемирный торговый центр; никто, глядя на Пешт с холмов Буды, не обнаружит, что на месте давнего VII квартала, куда пару лет назад он не решался захаживать, а впрочем, и необходимости не было, появился район VII-бис. Новее, лучше, красивее и дороже. И что сегодня там тем более нечего делать. Скоро не станет «Симпла керт», ведь этот ресторанчик, где в третьем часу ночи еще полно посетителей, гнездится в запущенном дворике нежилого дома на улице Казинцы. «Сода удвар», подобная дворовая забегаловка, уже переехала отсюда на площадь Йожефа надора, в аккуратный район учреждений и министерств, где ее уютные грязь и суматоху подменила мертвенная чистота. К прежнему «Сода удвар» нужно было пройти через парковку, а потом войти в дверь без вывески; не каждый мог туда попасть. Тем, кто там ни разу не был, приходилось спрашивать дорогу у сторожа автостоянки, который нехотя указывал
Около десяти вечера VII квартал начинает заполняться приехавшими на уик-энд туристами, стекающимися к заведениям «Sark Pressz'e», «Szimpla kert» и «Sz'oda k'av'ezo». Они идут по улицам Кирай, Доб, Вешелени, идут с площади Деака, куда доехали на метро; тянутся со стороны Надькёрут, куда их привезла четверка или шестерка. У них много свободного времени, поэтому надо торопиться, чтобы полноценно его использовать. Когда лучшие просыпаются к жизни, худшие готовятся ко сну. Идущие кутить обходят стороной зарывшихся в тряпки и одеяла бездомных: эта часть Будапешта уже укладывается спать. На улице холодно, поэтому клошары прижимаются друг к другу, как овцы на пастбище, спят по двое-трое, вжавшись один в другого. Днем они бродят поодиночке, пристают к прохожим или чаще всего просто сидят в спасительном ступоре, который помогает им пережить новый день, не броситься под четверку или шестерку. Они вовсе не хотят умирать — ведь самоубийства в Венгрии совершают звезды поп-культуры, а не бездомные. Если бы кто-то из них внезапно стал знаменит, снялся в кино, отмытый, переодетый, был обласкан глянцевыми журналами — вот тогда, в тот же миг, и оказался бы на краю гибели. Бездомность, анонимность, беда, вписанные в существование бомжей, оберегают их от смерти по собственной воле, благодаря чему они вполне могут положиться на природу, которая сама решит, когда им пора перейти из одного небытия в другое.
Музей фотографии в Кечкемете — маленькое помещение в старой синагоге на площади Катоны, с одним выставочным залом, где как раз, когда я туда захожу, проходит выставка фотографий Андре Кертеса, снятых в Савойе в двадцатых-тридцатых годах. Старые женщины этого когда-то наибеднейшего региона Франции выглядят как убогие индианки, идущие на рынок в Лиму.
Позже я обедаю в ресторане «M'agn'as Pince» на улице Чонгради, где и правда великолепно. Сюда меня отправила старушка-билетерша из Музея фотографии, у которой я спросил, где поблизости можно найти приличное кишвендеглё.
Тут обедает средний класс Кечкемета, может, даже высший средний. Женщины идут, покачиваясь на высоких каблуках; за ними входят мужчины в обтягивающих их квадратные торсы кожаных куртках, поблескивая золотыми цепями и свеженачищенными мокасинами. Я заказываю «Вегетарианский парад» из раздела «Осенние деликатесы» и колу, которую подают в бокале. В ассортименте «Осенних деликатесов» есть также рекомендуемая детям «куриная грудка a la Гарри Поттер». Как-никак, Поттер — магнат поп-культуры, пожалуй, он тоже пьет колу только из бокалов.
Кругом как-то нарядно и празднично — в течение двух-трех часов, что я слоняюсь по Кечкемету, где всего сто тысяч жителей, я натыкаюсь на пять, кажется, свадеб; а может, это и не свадьбы вовсе, потому что молодых пар нигде не видать, ни одной женщины в белом платье, только вереницы свадебных гостей перекатываются по улицам, вероятно, спешат на свадебную вечеринку. А может, это фальшивые свадебные гости, бесцельно бродящие по городу, где нечем заняться?
Кое-кому уже начинает надоедать это хождение и поиски неизвестно чего, некоторые потягивают — открыто, не украдкой — виски из горлышка. Но требования элегантности соблюдены, поскольку глушат они «Джонни Уокер», а не заурядную палинку. Не знаю, где играют свадьбы, но все церкви, попадавшиеся мне по пути, закрыты. Открыт только торговый центр «Мельница», кечкеметский эквивалент будапештского «Маммута». «Мельница» медленно перемалывает кечкеметских жителей, покорно втягивающихся в ее шестеренки: внутри абсолютно те же самые магазины, что во всех торговых центрах на свете, разве что чуть-чуть поменьше, пропорционально размерам города. Вне всякого сомнения, фонтан в «Мельнице» меньше, чем Ниагара венгерского масштаба в Вест Энд Сити в Будапеште — дар канадского народа венгерскому народу.
Строители «Мельницы» пытались переплюнуть великолепные постройки в центре Кечкемета — огромную ратушу в стиле ар-нуво и внушительных размеров Реформаторскую коллегию в трансильванском стиле. Не затмили их, но, во всяком случае, уравновесили. Так годами «уравнивали» все главные площади Центральной Европы, загромождая их грудами железа. Эта современная архитектура образца «восточный социалистический поп» оставила после себя консервные банки автовокзалов, залитые подтеками здания крытых рынков, покрытые ржавчиной крыши домов моды. Никто не собирается их сносить, хоть они и выглядят так, будто поставлены здесь только на время. Стоят рядом с дворцами в стиле барокко, неоготическими церквями, зданиями эпохи модерна. К этим мертвым образцам поп-соцархитектуры когда-нибудь присоединятся нынешние торговые центры, такие как «Мельница», куда люди перестанут приходить, потому что изменятся их интересы и потребности, или потому, что будут все покупать по Интернету, где станет возможным товар потрогать и понюхать, а одежду примерить. Непонятно, что сделать с «Мельницей», — наверно, она останется стоять рядом с металлическими коробками вашар-чарноков [90] и арухазов [91] . А «Маммута», как и полагается мамонту, в один прекрасный день откопают археологи, и можно будет ходить туда на экскурсии, как нынче ходят осматривать римские руины Аквинкума на северной окраине Будапешта. На месте римского лагеря находится теперь супермаркет «Ашан». Возможно, остановка пригородной электрички H'EV здесь когда-нибудь будет называться именно «Ашан», а не «Аквинкум».
90
Ярмарка, крытый рынок (венг.).
91
Торговый центр, супермаркет (венг.).