Гуманная пуля
Шрифт:
Была создана специальная полузакрытая комиссия, готовившая на 1949 год всесоюзное совещание физиков по образцу лысенковской сессии Ака- демии сельхознаук 1948 года. Энергично тасовали покойников, подбирая отечественного классика физики. Кажется, собирались остановиться на кандидатуре скончавшегося в 1912 году П.Н.Лебедева, первооткрывателя давления света, явления достаточно материалистического, чтобы быть понятным даже сталинским идеологам. В спешном порядке выпустили том его сочинений (для надергиванья цитат).
Лжеучеными, агентами американского
Однако, разгромное совещание не состоялось. Академик А.П.Александ- ров уже в конце 80-х, в перестроечные годы, слегка по-видимому пре- увеличивая свою былую храбрость, вспоминал:
"Меня вызвали в ЦК партии и завели разговор, что кванто-
вая теория, теория относительности - все это ерунда. Но я
им сказал очень просто: "Сама атомная бомба демонстрирует
такое превращение вещества и энергии, которое следует из
этих новых теорий и ни из чего другого. Поэтому, если от
них отказаться, то надо отказаться и от бомбы. Пожалуйста:
отказывайтесь от квантовой механики и делайте бомбу сами,
как хотите". Вернулся. Рассказал Курчатову. Он сказал: "Не
беспокойтесь". И нас действительно по этому поводу больше
не беспокоили. Но притча такая ходила, что физики отбились
от своей лысенковщины атомной бомбой".
Судя по воспоминаниям других участников событий, отвести занесен- ный топор удалось далеко не так легко, как об этом повествует Алек- сандров, и кроме Игоря Васильевича Курчатова, возглавлявшего совет- ский атомный проект, огромную роль в спасении физики сыграл и тогдаш- ний президент Академии Наук СССР, родной брат Николая Вавилова, замо- ренного голодом в тюрьме, Сергей Иванович Вавилов - одна из трагич- нейших фигур даже на фоне всей нашей трагической истории.
Вынуждаемый на каждом шагу писать и говорить не то, что он думает, повторять все ритуальные восхваления Сталину, публично поздравлять и обнимать Трофима Лысенко, убийцу своего брата, вынуждаемый идти на унизительные уступки, зачастую быть беспомощным свидетелем уничтоже- ния и ученых, и целых научных направлений, Сергей Вавилов (в чем он признавался только самым близким сотрудникам) в этих безумных услови- ях делал главное дело своей жизни: спасал советскую физику и вообще все то, что в нашей науке еще можно было спасти. Когда в 1951 году он скончался за своим рабочим столом, врачи, производившие вскрытие, бы- ли потрясены: на сердце его было девять рубцов от перенесенных ин- фарктов. Он жил, постоянно подавляя и скрывая свою сердечную боль.
Да, сталинщина ощутила пределы, у которых следует остановиться. Ведь даже кибернетику, утверждавшую наличие объективных законов уп- равления и тем самым посягавшую на святая святых - божественность вождя, кибернетику, оплеванную и проклятую с такой яростью, какая, кажется, и генетике не доставалась ("буржуазная лженаука", "служанка мракобесия", "продажная девка империализма"), в отличие от генетики, тут же, не переставая проклинать, явочным порядком и р а з р е ш и- л и. Слишком она была нужна для военных целей.
Труды Винера и других западных кибернетиков, конечно, оставались под запретом, ссылаться на них было бы самоубийством, но позволялось, тайком питаясь крохами зарубежной информации и мучительно изобретая давно изобретенные "велосипеды", создавать компьютеры под именем электронно-счетных машин. (Всё материалистично, это просто такие ма- шины, вроде особых арифмометров!) В 1950 году под руководством акаде- мика Лебедева была создана МЭСМ - малая электронно-счетная машина, первый советский компьютер, примитивный даже по тем временам. Но в 1952 - 1953 годах появились уже большие машины - БЭСМ Лебедева и "Стрела" Базилевского - с гораздо более широкими возможностями.
И ведь не только разгром науки остановился у рубежей, за которыми начинались оборонные отрасли. Превозмогая себя, режим демонстрировал своеобразную терпимость (немыслимую в нацистской Германии, достаточно вспомнить судьбу Фрица Габера) и к конкретным ученым. Тем, кто выжил в заключении и трудом "искупил вину" - Туполеву, Королеву, множеству других, - милостиво "прощалась" былая судимость по 58-й статье. Их награждали орденами и сталинскими премиями, их выбирали (назначали) в депутаты. Авиаконструкторам Лавочкину и Гуревичу, не говоря уже о многочисленных атомных физиках, в самые лютые годы борьбы с космопо- литизмом "прощалось" еврейское происхождение.
"Прощались" немыслимые анкетные язвы, за которые простому человеку уж точно не сносить бы головы. Например, у Юлия Харитона отец был бе- логвардейским журналистом, а потом - эмигрантским журналистом в Риге. После присоединения Латвии к Советскому Союзу в 1940 году отца сосла- ли в Сибирь, где он вскоре погиб. И все это не помешало сыну стать крупнейшим физиком-атомщиком, более того, одним из руководителей соз- дания ядерного оружия.
Предполагалось, что в благодарность за такую терпимость, за огром- ные - в голодной и нищей стране - оклады, за саму возможность зани- маться любимым делом, ученые будут работать с предельной активностью и обгонят супостата.
Да что ни говори, и атмосфера "холодной войны", оглушительные про- пагандистские крики об американском империализме, о поджигателях но- вого мирового пожара, действовали до поры до времени даже на рацио- нально мыслящих ученых. Слишком страшны были жертвы и разрушения, причиненные недавним нацистским нашествием. Новая, еще более страшная атомная угроза воспринималась всерьез. Казалось, опять, как в тупо- левской "шарашке" 1940 года, возникает ситуация, когда приходится за- крывать глаза на безумие правящего режима и, не щадя себя, трудиться для спасения страны.