Гусариум (сборник)
Шрифт:
– Тут еще есть, – деловито сообщил старшина.
– И у меня тоже, – откликнулся Савосин, копавший вместе с младшим сержантом Конакбаевым.
– И у меня…
– На погост мы, похоже наткнулись, товарищ лейтенант, – покачал головой Нечипорук. – Нельзя здесь рыть. Не по-людски это…
– Это не погост, – покачал головой Сергей. – Это братская могила. Вряд ли наши – наши там лежат, – кивнул он в сторону памятников. – Скорее всего, французы… Только что это меняет?
Он решительно поднялся на ноги.
– Кости на место и закопать. Меняем диспозицию.
Но
– Стоять! Куда! Кто приказал?
– Я приказал, товарищ капитан, – разглядел под распахнутым воротником ватника четыре полевых защитного цвета «кубаря» Сергей.
– Чего? Стоять! – Капитан с перекошенным лицом, схватился за кобуру. – Расстреляю на месте, дезертиры!
– Контуженый, что ли?.. – прошелестело на грани слышимости среди сбившихся в кучку бойцов. – Такой может…
– Нельзя там копать, – попытался объяснить лейтенант, но «контуженый» уже совал ему под нос свой «ТТ». – Могила там…
– В расход! – хрипел, не слушая его, капитан. – По закону военного времени!..
– Товарищ лейтенант! – лихо козырнул Нечипорук, поняв, что сейчас может случиться непоправимое. – Разрешите обратиться к товарищу капитану!
«Вот что значит опыт, – с завистью слушал Сергей четкий, немногословный рапорт подчиненного. – А я… что я? Тютя и есть… гражданский…»
– Ладно, лейтенант, – удовлетворившись объяснениями старшины, буркнул капитан, пряча пистолет в кобуру. – Погорячился я…
Окопались на новом месте. Правда, в земле то и дело попадались старинные окислившиеся пули размером в добрую вишню, а Савосин едва не сломал лопатку, наткнувшись на проржавевшее пушечное ядро размером с два мужских кулака, но костей и черепов больше не было. А часа через два нещадно буксовавшая в раскисшей земле «полуторка» подвезла боеприпасы и два неразговорчивых тыловика за сорок сгрузили два десятка ящиков с 82-миллиметровыми минами.
– Капитан еще два миномета обещал, – попытался остановить их лейтенант. – И людей.
– Нету людей, – буркнул пожилой старшина, усаживаясь в кабину. – Все при деле. Трогай, – толкнул он плечом водителя. – Нам еще полкузова развезти надо…
– Не будет подкрепления, – повернулся Сергей к бойцам, когда грузовик, взревывая и брызжа грязью из-под колес, отъехал. – Придется обойтись так… Что с тобой, Савосин?
– Воздух!!! – заорал боец, тыча куда-то за спину командира, и сиганул в свежеотрытый окоп.
– Во-о-о-оздух!.. – уже эхом неслось со всех сторон.
Лежа на дне окопа, лейтенант, до хруста стиснув зубы, смотрел на растянутую букву «W», стремительно растущую в размерах, – «юнкерс» пикировал, казалось, точно на него.
«Господи, пронеси! – молил он – комсомолец и атеист. – Пронеси, господи! Ну что тебе стоит?..»
От пикировщика отделилась крошечная точка, и вжавшийся в грязь человек знал, что это означает. Слышал от бывалых людей.
Бомба падала точно ему
«Господи, пронеси…»
Взрыва он не услышал…
– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!..
Лейтенант рывком сел и потряс головой, отгоняя привидевшийся кошмар.
«Приснится же такое!»
– Товарищ лейтенант!
– Ну чего тебе, Савосин? – вздохнул Сергей.
«Нет, придется, наверное, избавляться от этого детдомовца…»
– Товарищ лейтенант!..
– Савосин, не нервируй меня.
– Да вы по сторонам поглядите, товарищ лейтенант, – боец едва не плакал.
– Ну, что тут у тебя? Что я вокруг не видел…
Он оглянулся, и слова застряли у него в гортани…
Кругом царило лето!
Над окопом, в котором он лежал, склонялись деревья, покрытые зеленой листвой, в их кронах шелестел теплый ветерок, а сквозь ветви просвечивало голубое небо. Где-то далеко, совсем не страшно рокотал гром. В октябре такого просто не могло быть!
Лейтенант пощупал вокруг: всё та же стылая грязь, мокрый грязный ватник… Здесь, в окопе не изменилось ничего, а наверху… Он присмотрелся: вряд ли лето, скорее – ранняя осень. Вон и в кронах берез уже светятся кое-где желтые листочки… Но не октябрь!
– Савосин, ты тоже это видишь?
– Так точно, товарищ лейтенант, – боец протянул командиру веточку с несколькими зелеными листочками. – Сперва подумал: блазнится мне, ан нет…
От волнения в говоре солдата прорезались деревенские нотки, которые он раньше тщательно скрывал, «кося под городского».
– Подожди, – Колошин отстранил руку бойца, оперся ладонями о край окопа и легко выпрыгнул из него.
Небольшая полянка поперечником в два с половиной десятка метров была окружена березами, сквозь которые с одной стороны виднелось неубранное пшеничное поле. Странная это была полянка – круглая, будто очерченная по циркулю, покрытая бурой травой и разрытой землей, перемешанными подошвами в липкую кашу. Но в шаге от березок грязь резко сменялась по-летнему густой сочной травой.
– Мы с ума сошли? – робко спросил Савосин. – Так ведь не бывает, да?
И столько в его голосе слышалось уверенности, что старший – он, Сергей – всё объяснит, всё расставит по полочкам, что командир разом простил ему все прошлые прегрешения.
– Сам не понимаю, – пробормотал он, обходя поляну по кругу.
Один из капониров, на дне которого был установлен миномет, пришелся как раз на границу «ведьминого круга», как сразу окрестил Колошин их клочок военной осени, перенесенный в мирное лето. Край неровного куба вынутой земли тоже был срезан, как по линейке и если три остальных стенки сочились мутной влагой, то этот был сух и пестрел белыми «горошинами». Только спрыгнув в окоп и потрогав стенку пальцами, лейтенант понял, что это такое – обрезанные, словно гигантской бритвой древесные корни. Точно так же был срезан самый краешек минометной плиты – в гладкий срез, наверное, можно было смотреться, как в зеркало…